Оружейные байки через призму русской истории: Сказ второй — Маузер.

Рассказывают, в 1893м году это было, в Германии, в городке Обендорф, что расположен возле притока Рейна, — речки Неккар. Собрались там, значит, в штаб-квартире акционерного общества «Военная фабрика Маузера», четыре человека: Один был Пауль Маузер, талантливый изобретатель, из основателей фирмы. А трое других имели одинаковую фамилию Федерле, потому что были родными братьями. Звали их Фиделем, Фридрихом и Йозефом. Старший брат Фидель был на фирме Маузер директором завода, а младшие братья, Фридрих и Йозеф там же конструкторами работали.

 Фидель, который директор, так своему секретарю и сказал: — будем, мол, сейчас обсуждать, коммерческие дела фирмы, стратегию развития, направления рекламной компании, и стабильность биржи… Поэтому нас ни для кого нет, всех посетителей заворачивай.

Секретарь сразу понял, — начальники бухать будут. Но вида конечно не подал. За это понимание его, в общем, и ценили… Наоборот, важно кивнул, не извольте, мол беспокоится, — все будет исполнено.

 

Закрыла значит наше четверка дверь плотненько. Разлили холодненькую водочку в рюмочки граненые, разложили красную рыбу, да балычок, да кружок колбасы, да полукруг черного хлеба, да лучок зеленый наливной, да все это на бумажке аккуратно, чтоб стол директорский не попортить. Сели, посмотрели друг на друга, — вздрогнули!

Хорошо пошла, огнем по жилам, цветом в нос!.. 

Через полчаса зашел в контору посетитель, — мне бы вот директора фабрики увидеть по важному делу. Как пес-цербер встал у него на пути верный секретарь! Сейчас говорит никак нельзя, — у начальства наиважнейшее производственное совещание. А из-за двери тотчас же громким голосом орут:

— Главное в женщине — это задница!..

— Еще по одной, и в апартаменты!.. 

Секретарь и глазом не моргнул. Очень вежливо говорит посетителю — сообщите по какому вы вопросу, и как с вами связаться, — я при первой же возможности все господину директору передам… Посетитель тоже с пониманием, все секретарю передал, откланялся, и ушел. Цивилизованные люди. Европа… 

А Пауль, да Фидель, да Фридрих с Йозефом в тот день, хоть и грозились, отбыть в апартаменты к дамам с их главными частями, да так никуда и не пошли. Сначала все вроде шло по плану, еще по одной, и… Но потом они выпили еще по одной. Потом еще. Потом заполировали для порядку… Спели хором — друбе им Убеланд, хай да ист эс вундершён… Еще по одной. Снова заголосили хором, только уже каждый свою песню… Накатили еще разок и… 

Проснулся Фидель с утра, оторвал голову от столешницы, на которой вчера упокоился, головой по сторонам повертел. Где я? А… — У себя в кабинете. Шея болит. Все болит. Фридрих и Йозеф в креслах лежат, один калачиком, другой сполз почти под стол, пустыми бутылками да объедками заваленный… Герр Маузер где то из под стола храпит, значит тоже живой. В зеркало на стене Фидель посмотрел — плохо: Одна половина лица опухла, а другая, на которой спал, стала ровная как столешница. Милая увидит — убьет. И вообще, в теле как-то нехорошо. Надо похмелиться… 

Протянул руку к ближайшей бутылке. Перевернул, — не льется. Потряс над собой рот разинув, — капли не добыл. Аж застонал от огорчения. Вон еще одна стоит на другом конце стола. И вроде есть в ней что-то. Но как же далеко… А тут еще смотрит, прямо на столе жирное пятно, — бумагой стелили, да не достелили — опять обивку менять…

Поковылял за второй бутылкой, поднес её к устам — есть! Есть живая водица! Унял жажду кипучую, и хотел уже обратно бутылку поставить, да смотрит — на бумажке, которой стол застелен — что-то вроде начирикано? Раздвинул с бумазеи остаток колбасы, и рыбьих хвост — и точно. Исчерчена бумага на диво ровными линиями. Кто-то здесь на скорую руку делал чертеж. Фидель был настоящий директор. Так ему любопытно стало, что он и похмеляться дальше забыл. Перевернул, разобрался, несмотря на пятно от колбасы — да это же чертеж автоматического пистолета! И какой любопытный! Смелый! Новаторский!.. 

Послушай, Фридрих! — вскричал Фидель Да не хватайся ты за свою голову! Нет, я не дам тебе умереть!.. Смотри лучше сюда! Да переверни же, что ты пялишься на лист вверх-ногами?… Йозеф, тащи свое бренное тело сюда! Пауль, и ты просыпайся! 

Через некоторое время искомый чертеж изучали уже все четверо.

— Оригинально!

— Оригинально, это не то слово!

— Особенно хорош ударно-спусковой механизм, выполненный в едином блоке-колодке… Фридрих откуда этот чертеж на обертке для колбасы? Колбасу вчера покупал ты.

— Я. — Сознался Фридрих. — Но чертежа на ней тогда точно не было…

— Так что, это выходит кто-то из нас вчера нарисовал?

— Выходит так… Больше некому…

— Вспоминайте, господа, вспоминайте!

— Вы знаете… — Откровенно признался Маузер — я как то вообще не очень твердо помню вчерашний вечер…

— А я только до второго куплета «хунфридбегер марш». — Почесал затылок Фидель, — А вы?

— Да я-то видимо еще раньше заснул… — Буркнул Йозеф. — А почерк-то чей?

— Почерк, гм… неровный… — Покачал головой Маузер. — Я совсем не так пишу. — и подозрительно взглянул на Фиделя.

— Вы же знаете, я каллиграф! — Оскорблено воскликнул Фидель. — Почти…

— И на мой не похож. — Побормотал Фридрих.

— Мда… Таинственное дело… — Озадачился Фидель. Видать так мы и не узнаем, кто из нас этот чертеж изобразил.

— А может все вместе чертили? — Огляделся в поисках поддержки Маузер. — Знаете, как говорит господин Фрейд, коллективное бессознательное. Освобожденное от границ разума определенными условиями…

— Фрейд извращенец, и я попрошу его теории ко мне не применять! — Запунцовел ушами Фридрих.

— Да хрен с ним, с вашим бессознательным Фрейдом. Господа! — Взмахнул руками Йозеф. — Чертеж то ведь правда как хорош. Если удастся воплотить в металле — эта штука может иметь прекрасные коммерческие перспективы!

— С этим-то невозможно спорить. — Прищурился Маузер.

— Точно — развеселился Фидель — будем продавать. А когда нас будут спрашивать, кто из нас автор, будем только делать таинственные лица и отпускать ничего не значащие намеки. Пусть потом историки гадают. Это будет даже забавно.

— Одно плохо, — заострился Маузер — чертеж не дорисован. Рукояти на нем нет.

— Как это, нет? — Удивился Фидель.

— Да вот, сами глядите. Все есть, рама ствол, магазин. А рукояти нет. Пусто.

— Действительно…

— Да ладно, тут ведь главная суть конструкции показана. — Сказал Фридрих. — А уж рукоять-то дорисуем!

— Оно конечно… — Несколько неуверенно кивнул Маузер. — давайте сразу её и нарисуем, пока мы все здесь. Доведем наш чертеж до логического конца.

— Правильно. — обрадовался Фридрих. — Вот возьмите карандаш.

— Что? Почему я?! — Вскричал Маузер.

— А что? Вы же сами предложили.

— Ну вы знаете, — замялся Маузер. — я что-то сейчас не в форме… Давайте уж вы сами.

— Гм… гм… — Фридрих некоторое время пялился в чертеж, — Что-то и мне мыслей не идет… Давайте может, не мудрствуя, как у револьвера пририсуем, и все.

— Да ну! — Фыркнул Маузер. — Зачем это автоматическому пистолету рукоять как у револьвера? Тоже сказали…

— А как тогда?..

— Ну я не знаю…

— О, у меня идея! — Воспрял Йозеф. — Сейчас я попрошу принести нам еще пару бутылок и закуски, чтоб мы снова вошли в рабочий режим.

— Нет-нет! — Замахал руками Маузер. — Я второго такого захода не переживу. Побойтесь Бога … Мы же не русские…

— Ну а что тогда?

— Тогда… Просите господа, — Маузер кряхтя поднялся на ноги. — Вы пока тут подумайте, а мне надо от вас отлучиться для небольшого отдохновения. Вы тут пока не прекращайте мозгового штурму. 

Встал он, значит из-за стола, и открыв малозаметную дверь вошел в небольшую комнату, которая была, как говорят на востоке, комнатой отдохновения и уединенных мыслей. А проще говоря вошел он в ватерклозет. Слыша как приглушенно спорят за стеной вчерашние собутыльники, он пожурчал, схватился за ручку спуска чтобы спустить воду, и вдруг застыл. 

…История не сохранила для нас точное название унитаза, который был установлен в кабинете директора фирмы Маузер. Был ли это импортный английский «Сен-Лорэнс», или родной немецкий «Дуравит» или же иная модель… Но надо сказать, — и это важная деталь нашего повестоввания — что тогдашние унитазы вовсе не были похожи на современные. Современный унитаз, — читающие эти строки могут сами пойти поглядеть — как известно выглядит так: Сливной бачок расположен у них сзади, за спиной гордо восседающего владельца, и слив в нем включается расположенной на верхней панели кнопкой. Старинные же унитазы выглядели иначе. Сливной бачок у них был подвешен на высоте чуть ли не в полтора метра, и соединялся с седалищем длиной как шея жирафа трубой. А чтобы пользователю каждый раз для спуска воды не приходилось лазать на эту верхотуру, от высотного бачка вниз была протянута тесемочка с деревянной ручкой-подергушкой. Стоило хорошенько дернуть за эту ручечку, как вода из высотного бачка обрушивалась вниз со скоростью и шумом ниагарского водопада. Весело было тогда в туалет ходить… Если вы по молодости чего в этом описании не поняли, спросить у ваших бабушек и дедушек, они вам все расскажут… 

И вот значит, схватился за Маузер ручку-подергушку, дерганул, — вода грохотнула так, будто взорвалась граната, но застывший великий конструктор этого даже не заметил. Он зачарованно продолжал смотреть на деревянную колобашку в руке.

— Эврика! — Завопил он, после чего с треском отодрал ручку-подергушку от тросика, и на ходу застегивая ширинку рванул обратно в кабинет.

— Вот! — Заорал он возбужденно.

— Что? — Недоумевающее спросили собутыльцы.

— Рукоятка для пистолета!

— Хм, вот это?.. — Покосился Фридрих.

— Ну а чего? Форма вроде подходящая…

— Ну я не знаю… моветон какой-то. Неужели ничего лучше не изобразим?

— Да бросьте, лучше-то все равно ничего не придумаем.

— Мда… — Фридрих обреченно махнул рукой. — Ну… тогда переносите на чертеж.

Маузер расправил бумажку с чертежом, взял карандаш, приложил к чертежу добытую подергушку там, где должна была быть рукоять, примерился и высунув от усердия язык, обвел её по контуру карандашом.

— Вроде ничего вышло… — сказал поглядев на обновленный чертеж Фидель.

— Отдаю чертеж тебе, друг Фидель — торжественно сказал Маузер. А теперь, давайте по домам. Есть у меня там в шкафу чудодейственная банка огуречного рассолу…

Все засобирались. 

— Погодите! — Вдруг сказал Йозеф.

— Чего? — Посмотрели на него остальные.

— У нас ведь теперь есть новая конструкция. Наверно нужно её запатентовать?

Все переглядываясь посмотрели друг на друга.

— Чур на меня! — Гаркнули одновременно Фидель Федерле и Маузер, но Фидель все-тки был на долю секундочки быстрее.

— Опоздал-опоздал! — Зарадовался Фидель, и показал Маузеру язык.

— Нечестно! — Маузер обиженно надулся.

— Ну, ладно, не дуйся Пауль, — великодушно сказал Фидель.- Ты тоже был молодцом, просто я всегда соображаю быстрее. Давай я запатентую этот пистолет в Англии и Америке. А ты запатентуешь его в Германии. Ага?

— Ага! — Обрадовался Маузер, и сразу перестал дуться.

— Как дети малые… — Прошептал Фридрих Йозефу.

Фридрих молча поднял глаза к потолку. 

— Ну теперь уж точно по домам? — Сказал удовлетворенно Маузер.

Все снова засобирались, и двинулись к дверям. 

— Погодите! — Опять сказал Йозеф.

— Ну теперь то что?! — Взвился Фидель.

— Название. — Намекнул Йозеф.

— Действительно… — Фидель отпусти дверную ручку. — Без названия как-то неловко… Есть предложения?

Все молча с надеждой оглядели друг-друга. Надежда угасла.

— Проклятый токсикоз… Ну хорошо! — Фидель глубоко вдохнул через нос. — Будем мыслить логически. У нас фабрика имени Маузера…

Пауль Маузер с достоинством поклонился.

… Значит это будет пистолет Маузера. — Продолжал Фидель. — Это же пистолет. Самозарядный. — Он для верности поглядел в чертеж. — Вот пусть и будет Селбстладе Пистоле Маузер — «Самозарядный пистолет Маузера». По-моему прекрасно звучит.

— Да нет, ну что это! — Фыркнул Фридрих. — Неконкретно как-то. А если мы потом еще какой-нибудь самозарядный пистолет начнем выпускать? У нас путаницы не возникнет?

— Вот когда будет это потом — тогда и будем думать. — Решительно отмел рукой Фридрих. — А то у меня от твоих возражений уже голова болит.

— У тебя не от возражений голова болит… — Буркнул Фридрих.

— Ну ты поподкалывай, поподкалывай! — погрозил Фидель. — Все пошли. И не забудьте чертеж секретарю отдать. А то еще потеряется…

Все повернулись к двери. 

— Погодите! — сказал Йозеф.

Фидель скрипнул зубами.

— Йозеф, таки один раз маме нужно было сделать аборт… Что еще?! Мы еще что-то забыли?

— Нет… — Смущенно дернул плечами Йозеф. — Просто я думаю… — Неужели никто и вправду так и не узнает, кто именно из нас придумал этот замечательный пистолет? Никогда-никогда?

Фидель повернулся к Йозефу, и с его лица вдруг исчез отпечаток абстиненции (утоснить).

— Нет, Йозеф. Не узнают. Никогда-никогда.

— Но почему?!

— Потому, брат Йозеф, что в наступающем двадцатом веке наша страна развяжет две Мировых войны, и обе проиграет, — печально сказал Фидель. — Во вторую Мировую войну, когда русская армия сломает нам хребет, французске горлопаны занявшие свой сектор оккупации сожгут большинство архивов фирмы Маузер, так что, увы, вряд ли потомки узнают, кто из нас создал этот пистолет…

— Откуда ты это знаешь, Фидель?! — Спросил испуганный Йозеф.

— Это потому, что я уже не живой человек, а прошедшее, — признался Фидель, — оживаю только в печатных строчках. Единственное, на что я надеюсь, авторы будущего все-таки не будут слишком вольно трактовать наши с вами образы, и читатели поймут, что на самом деле мы были серьезными и талантливыми парнями, а не сборищем любителей заложить за воротник.

— Страшную ты нарисовал картину, — Задумчиво сказал Пауль Маузер.

— Не бойся, Пауль, — ответил Фидель — Ты ничего из этих ужасов не увидишь. — Умрешь

1914ом году, в блеске славы, и с дворянской приставкой «фон» к фамилии.

— Вот, такие футуропрогнозы нравятся мне куда больше, — повеселел будущий Фон Маузер. — Ну, теперь-то пошли?

— Пошли, — согласился Фидель, открывая дверь. — Только помни, ты мне должен за ремонт клозета.

— Вот еще! — Открестился Маузер. — Пусть акционеры платят. Спишем на конструкторско исследовательскую деятельность. В конце концов, у нас акционерное общество, или нет?

— Ага, с ограниченной ответственностью, — засмеялся Фидель, выпустил всех из комнаты, щелкнул выключателем и закрыв за собой дверь, вышел в настоящую жизнь. 

Ну а «самозарядный пистолет маузера», или, — как он именовался во внутренних документах фирмы — «пистолет 7,63», начал свою долгую историю. 

Как бы то ни было, творческий коллектив с фирмы маузер создал первый рабочий прототип этого пистолета к 1894ом году. В 1895ом пошли в производство первые партии. 20го августа. 1896го года, Маузер, говоря современным языком, совершил ловкий ПиАр ход, продемонстрировав свой пистолет правителю всея Германии, кайзеру Вильгельму Второму, на стрельбище Катриненхольтз в Потсдаме. Кайзер в то время был мужчиной в самом расцвете сил, 36 лет от роду, но несколько измученный двумя неотступными думами. Первая мысль кайзера была естественно о судьбах родного Фатерлянда. Вторая — о том, какой он был идиот, когда подарил своей любовнице Эмили Клопп фото с личной подписью, потому что теперь эта бабенка регулярно его шантажировала, требуя денег и угрожая искомое фото опубликовать. (Если кто из почитателей Конана Дойля помнит дело Холмса о некоем высокопоставленном лице, неосторожно подарившем фото любовнице, — то многие уже догадались, что фабулу Дойль не выдумал, а взял из жизни германского кайзера). К сожалению, в реальной жизни Холмса-спасителя для кайзера не нашлось, и он будет выплачивать деньги бывшей зазнобе вплоть до того момента, пока ту не приберет старуха с косой, Этого отрадного момента кайзеру удалось дождаться, потому как бывшая возлюбленная была старше кайзера на пятнадцать лет)…

 Короче, великий кайзер и рад был отвлечься от грустных мыслей. Он схватил пистолет своей длинной рукой, (вторая была короче от рождения) и отпулял по мишени двадцать патронов, — то есть две обоймы — в белый свет как в копеечку. Об оружии кайзер отозвался, в общем, похвально. Тепло со всеми попрощался, и поехал домой, думать как новый взнос любовнице насобирать… 

Кстати, вспоминая о кайзере Вильгельме, нельзя не вспомнить один исторический анекдот. В Европе бытовала традиция, что у каждой военной части должен быть «шеф», своеобразный почетный опекун мужского или женского пола, из знатного дворянского рода, вплоть до королевских. Поскольку все европейские государи считались друг другу «братьями», то не считалось противоестественным, когда шефом полка одной державы, был король другой. Вот и кайзер Вильгельм Второй являлся шефом русского 13-го гусарского Нарвского полка. Как-то пребывая в России, на инспекционном смотре подшефного полка, кайзер поинтересовался, за что полк награжден геогриевским штандартом.

— За взятие Берлина, — тут же ответили германскому кесарю, напомнив о событиях семилетней войны, когда русские взяли Берлин аж два раза — в 1756м и 1763м.

Кайзер, что ему делает честь, не растерялся, и тут же ответил.

— Хорошо. Но лучше, пожалуй, этого не повторять. 

Мысль была дельная, но к сожалению после этого Германия умудрилась в двух мировых войнах воевать против России, причем в первый раз под руководством все того же кайзера. Обе войны Германия проиграла, а во время второй, русские войска опять взяли Берлин. Это уже у нас как национальный вид спорта что ли… Посему похвальные намеренья кайзера не сбылись, а за сим пусть идет из нашей истории с Богом. 

Значит, маузер. В том же 1895ом, была подана заявка на патент, который был получен в 1896ом году. Фирма не снижала рекламного накала 1 августа 1896го года продемонстрировал пистолет министру обороны Вюртемберга и сопровождавшим его генералам, в городе Штутгарте, учинив весьма длительную испытательную пальбу. Отзывы были весьма положительные. 

В начальный период производства, с 1895го до 1905го фирма много экспериментировала со своим пистолетом. Выпускались варианты с разной длинной ствола, с различными формами фрезеровок на рамке, разными курками, и с разной емкостью магазинов на 6, 10, 12, и 20 патронов (самый распространенный вариант был на 10). Пока производство было мелкосерийным, фирма не чуралась выпускать варианты под заказ, где клиент мог сам выбрать наиболее подходящие ему из перечисленных параметров. Это приводит в восторг современных коллекционеров, но делает возможность описать все варианты тогдашнего маузера весьма затруднительной. И во время своей дальнейшей истории пистолет Маузера будет еще неоднократно модернизироваться. 

Впрочем, при всех этих коммерческих опциях, конструкция пистолета в целом, была неизменна. Давайте взглянем на этот пистолет, и попробуем понять — в чем же была причина его столь высокого коммерческого успеха? В чем были его плюсы и минусы? 

Итак, мы имеем здоровенный пистолет, весом без кобуры, под кило двести.

Он имеет постоянный неотъемный магазин, расположенный перед спусковым крючком, и заряжаемый по одному патрону, или с помощью специальных обойм на десять патронов. Конструкция сложна, но сконструирован пистолет так, что неполная разборка достаточно проста и удобна. Для переноски пистолета используется деревянная кобура, которая может примыкаться к рукояти пистолета и выполнять таким образом роль приклада. Имеется регулируемый на дальность целик. Используемый патрон калибра 7,63 миллиметра с бутылочной гильзой длинной 25 миллиметров. Патрон этот разработчики маузера позаимствовали у пистолета «Борхарда», который производился фирмой ДВМ.

 Вообще патрон — это особый разговор в теме про Маузер, поскольку в нем заключена немалая часть успеха этого пистолета. Первоначально этот патрон был разработан для пистолета Борхарда 1893\94 годов. Борхард, выпускавшийся фирмой «ДВМ» был один из первых, приемлемо надежных автоматических пистолетов с прогрессивной компоновкой, где магазин помещался в рукояти за которую стрелок держит оружие, (как на большинстве современных пистолетов). На этом впрочем, достоинства Борхарда оканчивались, потому что это был нескладный, аляповатый здоровенный, неуклюжий пепелац, украшенный сверху шарнирными рычагами, аки паровоз. (Глядя на этого феерического урода даже не верится, что позже на его основе Георг Люггер создаст элегантный «парабеллум», который Остап Бендер будет грозится дать одному финансисту поневоле). Однако патрон был явным плюсом Борхарда, который не грех было и позаимствовать, что фирма Маузер и сделала. Это ей было нетрудно, поскольку в то время контрольный пакет акционерного общества Маузер принадлежал ДВМ. 

Многие источники трындят, что де, фирма маузер «разработала» свой патрон на основе борхардовского. К таковым мыслям их сподвигает, что патрон борхарда имел метрическое обозначении 7,65х25мм а патрон маузера иное, — 7,63х25мм, и к тому же патрон маузера был мощнее по пороховому заряду. На самом деле обозначение сменилось по чисто технологическим причинам. Мощи же патрон добрал потому, что в 1896ом году фирма «Дойче Металлпатроненфабрик», которая в 1897ом станет частью концерна «Дойче Ваффен унд Муниционфабриккен», — (немцев надо убить только вот за эту привычку составлять нужное им слово из нескольких) — сменила состав пороха, на другой, лучше сохранявший свои свойства при хранении, но чуть более мощный. Пороховую навеску при этом менять не стали, и получилось что патрон подбавил силенок. Пистолет Борхарда, по причине своей убогости вскоре перестал выпускаться, пистолет Маузера же напротив, набирал обороты, поэтому неудивительно, что вскоре искомые патроны вскоре уже продавались не под названием Борхарда, а как «.30 Mauser», или «7,63 Mauser».

 Несмотря на то, что другие производители пистолетов не особо стремились использовать в своих образцах мощный «маузеровский» патрон, коммерческая популярность самого пистолета Маузера была настолько велика, что боеприпас к нему выпускало большое количество различных фирм, как в Европе, так и В Англии и в Америке. Причем это были не только привычные нам патроны с цельнооболочечными вариантами пуль, но и например экспансивные, с выемкой для лучшей раскрываемости при попадании в цель.

 Не обошло маузеровско-патронное веянье и СССР, в котором в еще с 20х годов патроны 7,63 Маузер выпускались небольшими партиями на Подольском заводе. Когда СССР решил сделать патрон Маузера своим унифицированным пистолетным и пистолетно-пулеметным боеприпасом, советская вариация маузервоского патрона получила небольшие изменения связанные с его оптимизацией под особенности отечественного производства. Не вдаваясь в детали, скажем, что советский вариант патрона уже стал незначительно отличаться от оригинального маузеровского, но по своим линейным размерам оставался вполне взаимозаменяем с прародителем. С 1928 года распоряжением артиллерийского комитета главного артиллерийского управления РККА, данный патрон получит у нас наименование:

«7,62 миллиметра пистолетный патрон Маузера».

Потом, окончательно устаканив производство, поименуют его

«7,62-мм пистолетный патрон обр.1935г, (Маузера)».

Потом непатриотичный Маузер в скобках как-то отвалится.

Потом вспомнят, что патрон, в общем-то производился у нас уже с 30го года, поэтому непонятно чего это он именуется образцом 35го…

И окончательное имя которое обретет у нас этот патрон будет —

«7,62-мм пистолетный патрон образца 1930 года». Чтоб этим бюрократам пусто было…

 В народе на сегодняшний день у нас этот патрон больше известен как «7,62 ТТ» от названия отечественного пистолета «Тульский Токарев», в котором он и используется.

 В догонку о патроне скажем, что хотя линейка патронов «Борхарда-Маузера-ТТ», и взаимозаменяема по линейным параметрам (то есть варианты этих патронов пихаются во все три пистолета), — она не совсем заменяема по параметрам энергетическим. Пистолет Борхарда выпущенный в допотопные времена достаточно умеренные энергетические характеристики. Вариант под который приспособили пистолет Маузера был уже мощнее. Вариант советского патрона для ТТ, из-за чуть меньшего объема зарядной камеры и более быстроорящего пистолетного пороха, дает более быстрый скачок давления. — Здесь старикан Борхард уже выпадает из разговора, но Маузер еще переваривает ТТшный патрон вполне сносно, (чему будут несказанно радоваться владеющие маузерами советские солдаты времен Второй Мировой, — такая пушка, и под свой боеприпас, которого навалом). Года с 55го в советском ТТшном патроне свинцовый сердечник, экономии ради, сменили на стальной (все киллеры, которые охотятся на дядек в бронежилетах пляшут, поют, и отмечают эту дату как профессиональный праздник). Пуля со стальным сердечником имеет несколько большую длину, и соответственно более глубокую посадку в гильзе, что приводит к более высокому скачку давления при выстреле. Стрелять таким патроном из маузера уже не рекомендуется, так как это сильно снижает его ресурс. Таким образом, взаимозаменяемость трех патронов, в принципе, односторонняя — от старого к новому, но не наоборот. Ну а точку в поышении мощИ далеких потомков борардовского патрона поставили после второй мировой в Чехословакии. Горячие чешские парни сотворили патрон М48, который предполагалось штатно использовать в ихних пистолетах-пулеметах Vz26, а в пистолетах — только в крайних случаях. Пороху в гильзы сыпали от души, не жалея, — поэтому ТТ жил на таких патронах на больше 150 выстрелов. Ну а маузер и борхард, найдись безумец, который стал бы издеваться над этими старичками таким боеприпасом — почти сразу выходили из строя, хорошо если не отоваривая отлетевшим затвором по зубам непутевого стрелка.

 Итак, маузер имел достаточно удачный патрон с высокой начальной скоростью и настильной траекторией — это раз. В плюс к этому длинный ствол и длинную прицельную линию — два. В плюс регулируемый целик, который позволял вносить корректировки по вертикали с учетом падения траектории пули, аж до тысячи метров, — три. И наконец возможность использовать кобуру как приклад, что уменьшало влияние дрожания рук на прицеливание, и по сути превращало пистолет в малогабаритный карабин — это четыре.

 Эти четыре фактора обеспечивали маузеру один из его главных плюсов — точную стрельбу на расстояния недоступные обычным пистолетам. Конечно прицельная планка размеченная до 1000 метров была не более чем острым приступом оптимизма конструкторов, (или же сильным рекламным ходом, тут, как говорится, всякий может понимать в меру своей испорченности). На расстоянии в километр рассеивание пуль составляло плюс минус три верблюда, и ни о какой прицельной стрельбе речи уже ни шло. Тем не менее на расстоянии до двухсот-двухсот пятидесяти метров маузер позволял стабильно попадать в мишень размером с человека, и это прекрасный результат для пистолета.

 В плюс к этому неполная разборка пистолета была достаточно проста. В нем используется всего один винт, — тот что на рукояти. При неполной разборке пистолет разделяется на крупные блоки деталей. Мелкие деталюшки ударно спускового механизма выполнены единым блоком, отделяемым в колодке, что сильно облегчает жизнь владельцу.

 Здесь достоинства маузера заканчивались, и начинались собственно недостатки. Во первых, препоскуднейший баланс — задранный на недосягаемую высоту ствол и вынесенный вперед магазин смещают вес оружия вперед и вверх над рукой стрелка, что не есть хорошо для быстрого наведения оружия на цель. При выстреле высоко расположенный ствол и резкий по отдаче патрон дают сильный подброс оружия, что в сочетании со спартанской по обводом рукоятью весьма затрудняет быстрое возвращение оружия в нужное положение, и хоронит все надежы на скоростную прицельную стрельбу. Конечно с примкнутым прикладом отдача воспринимается куда лучше, но в таком виде маузер теряет присущую пистолетам разворотистость.

 Недостатком является и сложность конструкции. Как уже было сказано, неполная разборка пистолета достаточно проста. Но вот если Маузер засорился так, что ему нужна полная разборка — это превращалось для владельца в серьезное испытание на память и терпение, — слишком уж много мелких деталей в этих «немецких часах с кукушкой». Особую подлость представляла обратная сборка УСМ, где одна из деталей могла быть воткнута аж тремя разными положениями, (понятно что два из этих положений конструкторами не предусматривались). Результатом неправильно вставленной детали становилась возможность самопроизвольного сброса курка с боевого взвода. В одном из вариантов неправильной сборки УСМ наступал мертвый клин, причем вытащить деталь обратно вручную было невозможно, — требовалось распиливать или высверливать колодку. То есть нерадивому владельцу Маузер мог предоставить выбор, — случайно прострелить себе ногу, или вообще оказаться перед врагом с нестреляющей железкой в руках. По сегодняшним меркам оружия, в которое стараются закладывать защиту от дурака путем невозможности неправильной сборки, — Маузер конечно выглядит недоработанной конструкцией.

 Еще один недостаток — расположение предохранителя — на задней части пистолета, чуть левее курка. Для того чтобы его выключить, приходится придавать большому пальцу не самое удобное анатомически положение, и поэтому по скорости приведения в боевое положение маузер проигрывает многим другим пистолетам и револьверам, особенно более позднего времени. Если же рассматривать приведение в боевое положение маузера начиная с его извлечения из заветной деревянной кобуры, то тут можно прочесть полтома «Война и мир», пока стрелок получит боеготовое оружие. Откинуть крышку кобуры, извлечь пистолет, взвести курок…

 Здесь надо сказать, что изначально приклад-кобура к маузеру сконструирована в расчете на следующее ношение: ремень лежит через левое плечо, висящая же на нем кобура на правом боку, рукоятью пистолета вперед. — Иное не предусматривается расположением ушка под антабку и кнопки открытия крышки кобуры. На первый взгляд это выглядит несусветным идиотизмом, ибо если попробовать вытащить пистолет как из обычной кобуры то вам либо приходится мучительно выворачивать руку, либо предварительно перетаскивать кобуру из-под мышки в район груди, в противном случае пистолет окажется у вас в руке вверх ногами, со спусковым крючком в районе мизинца, а не указательного пальца. Но(!) зато при таком подвесе кобуры, когда пистолет уже примкнут к ней, он как раз оказывается в правильном и удобнейшем для правой руки положении, — висит стволом вниз, кобура у под мышкой (или чуть впереди, на груди), а рукоять примкнутого к ней пистолета как раз в районе кисти. — Сожми руку и пистолет-карабин у тебя в руке, на ремне, степень свободы которого, при правильной подгонке позволяет тебе, упереть приклад в плечо, отстреляться, и «бросить» оружие если понадобиться зачем-либо срочно освободить руки; — пистолет при этом вернется в то же легкодоступное положение. Почти современный тактический подвес, как ни крути. Это наглядно показывает, что конструкторы позиционировали свой «чудо пистолет-карабин» гораздо больше как карабин, чем как пистолет. Предполагалось, что в случае потенциальной угрозы оружие уже предварительно будет приведено в положение «пристегнут к кобуре».

 Впрочем, такой вариант подвеса нравился далеко не всем. Поэтому к маузеру появились варианты кожаной или матерчатой «сбруи», в которую вставлялась или обертывалась кобура, и которая — за счет расположения ушек — позволяла носить пистолет, например на левом боку, рукоятью вперед, или в иных вариантах. Это был этакий вариант кобуры для приклада кобуры, как бы каламбуристо это не звучало. Но эти сбруи, честное слово, были из разряда мазохизма. Ведь для того, чтобы кобура случайно не вывалилась из «сбруи» она зачастую имела хлястик (клапан)ремешок, с застежкой, который перехлестывал кобуру поверху. То есть для того что бы извлечь пистолет, нужно было открыть хлястик сбруи, потом открыть кобуру, потом вытащить пистолет, потом… За это время уже можно было прочесть всю «Войну и Мир», да еще обсудить с друзьями её наиболее животрепещущие моменты.

 В общем, извлечение маузера из кобуры было волокитой, — со сбруей большей, без сбруи — меньшей, но волокитой, последствия которой могли быть смертельными. Поэтому те пользователи которым не нужна была прицельная стрельба на двести метров носили маузеры в обычных кожаных и матерчатых кобурах, без всякого намека на функцию приклада. Такие тоже выпускались во множестве, сторонними фирмами.

 И наконец, еще одним недостатком маузера было обойменное заряжение. Оно конечно было в разы быстрее, чем заряжать револьвер по одному патрону. Но, как ни крути, оно по скорости и удобству несколько проигрывало пистолетам с отъемными магазинами.

 Вообще «базовая» модель Маузера с неотъёмным магазином перезаряжалась так: — (Ахтунг — впереди пара нудных абзацев) — После окончания всех патронов в магазине, его подпружиненный подаватель поднявшись вверх, служит затворной задержкой, которая стопорит затвор в заднем положении и тем самым открывает «окно» сверху пистолета, в которое обычно вылетают стрелянные гильзы. В это окно, в специальные пазы стрелком вставляется десятизарядная обойма с патронами. После этого, нажимая пальцем на патроны сверху, пользователь перемещает патроны в магазин. Под давлением пальца патроны съезжают с обоймы как детишки с горки, и исчезают в недрах магазина, причем для этого нужно довольно глубоко запихнуть палец в искомое окно. Но ведь уже самый первый патрон из обоймы, перемещаясь в магазин, снова утапливает вниз подаватель, тот перестает задерживать затвор который стремиться вернуться вперед. А если затвор вернется вперед, в тот момент пока ваш палец утоплен в окне? То затвор всей своей массой подпертой сзади тугой пружиной тут же жавкнет вам по пальцу. — Приятные ощущения гарантируются…

 Однако, ему это не дает сделать тело обоймы, которое будучи вставлена сверху в свой паз стоит у него на пути. Поэтому затвор упираясь в обойму, все еще остается в заднем положении, и «терпит», пока пользователь не снимет с обоймы все патроны, уместив их в магазин. Когда же пользователь снимет с обоймы все патроны, он просто вынимает её из гнезда, и освобожденный затвор под действием своей пружины тут же возвращается в переднее положение, (заодно по пути подхватывая верхний патрон из магазина, и загоняя его в ствол).

 Эта система прекрасно работает, когда вы заряжаете пистолет с помощью обоймы десятизарядный вариант Маузера. Но ведь фирма выпускала и двадцатизарядные варианты с удлиненным постоянным магазином. С их перезарядкой уже возникали определенные сложности. Ведь, если после зарядки первой обоймы, стрелок просто бы вынул её из гнезда, то затвор закрылся бы, и стрелок оказался лишь с наполовину заряженным магазином — 10 из 20ти возможных. Поэтому стрелку приходилось корячиться, проявляя преизрядную ловкость, — нужно было одной рукой вынуть обойму, а другой топыря палец(или пальцы) упирать их в затвор, и удерживать его в заднем положении, преодолевая усилие его пружины, до тех пор пока в гнездо не будет вставлена вторая обойма, которая снова начнет держать затвор, и позволит дозарядить остальные десять патронов. Альтернативой этому было вообще снять дно магазина, вынуть через него пружину и подаватель, заложить в магазин нужно количество патронов и вернуть пружину и дно на место. Но это уже зарядка путем частичной разборки оружия, с отделением от него деталей, которые могут и потеряться. Вряд ли её можно рекомендовать для боевых условий. Поэтому:

 Ловки пальцы виртуозных пианистов.

Только всёж ловчее у маузеристов!

Почти стихи.

 Проблема затвора вставала также, на маузере с любой емкостью магазина, если у стрелка с собой не было обоймы, а были только патроны россыпью. Для того, чтобы зарядить пистолет без обоймы, нужно было либо найти что-то подходящее по размеру чтобы вставить в паз для обоймы и стопорнуть затвор, либо — начинать вышеописанную волынку со съёмом дна магазина и пружины…

 …Поскольку в последнее время с понятиями «обойма» и «магазин» в головах отдельных граждан творится изрядная путаница, уточним оба этих термина применительно к оружию. «Магазин» — очень грубо — короб, где помещаются патроны. Для того чтобы питать жрущее боеприпасы оружие, магазин снабжен пружиной, которая выпихивает из его чрева патроны на линию подачи в ствол, по мере надобности. Магазин может быть неотъемным — это как раз вариант пистолета маузера, когда извлечение магазина предусмотрено только при разборке оружия. Или же отъемным — это то что мы видим в кино у большинства современных пистолетов, когда очередной герой с понтом выкидывает из рукояти пистолета пустую коробуху магазина и вставляет на её место другую, заполненную патронами.

 Теперь, обойма. Обойма — собственно от старого варианта русского слова «обнять», это простая железная планочка с загнутыми краями. Эти загнутые края планки, подогнанные специально под форму гильз, позволяют нацепить на неё насколько патронов подряд. После этого, в нужный момент, обойма вставляется в специальное гнездо в теле оружия расположенное как раз над магазином. Пользователь жмет сверху на патроны в обойме, и они как детишки с ледяной горки, один за одним съезжают с обоймы и залезают в магазин.

 То есть, — иерархия: обойма приспособление для питания магазина. А магазин — приспособление для питания уже самого оружия. В то время когда был создан пистолет маузера оружейный народ еще не определился какой из вариантов питания оружия лучше. То ли делать пистолет с одним несъёмным магазином, и заряжать его патронами с помощью обойм. То ли сделать пистолет с отъемными магазинами, которых стрелок может носить с собой несколько, (и тогда обоймы получаются уже вроде как и не особо нужны).

 Казалось, что у каждого из этих вариантов есть свои плюсы. Так, при прочих равных, оружие с постоянным магазином легче, чем с отъемным, потому что если магазин неотъемный то его «стенками» служат стенки самого оружия. Обоймы опять же гораздо проще и дешевле в изготовлении, и весит меньше магазина, потому что не имеет стенок, подавателя и пружины, — и значит меньше весовая нагрузка на бойца.

 Но магазины все-таки выиграли у обойм, потому что сменить магазин гораздо быстрее, чем вставить обойму в маленькие пазы, и выдавливать из неё патроны преодолевая тугое сопротивление пружины магазина. Обоймы теперь сохранились, в основном, только у современных армейских винтовок и автоматов как дополнительное средство к отъемным магазинам, которое даже не все служившие солдаты видели. В классе пистолетов же, обойма практически умерла уже в начале двадцатого века. Вот у пистолета Макарова обойм не предусмотрено — только магазины. Поэтому когда в какой-нибудь книге вы видите строки вроде «у меня осталось всего две обоймы к ПМ», или «я быстро поменял в своем ПМ» обойму. — Сразу понятно, автор, перед тем как приступить к сочинению своего опуса, отслужил по меньшей мере двадцать лет в спецназе. Слушать его военные откровения нужно особо внимательно. Этот не соврет.

 Короче, по скорости и удобству перезаряжения маузер с его обойденным заряжением серьезно проигрывал пистолетам с заряжением магазинным.

 Вообще, появившийся в 1896м году маузер на ТОТ момент был весьма передовой конструкцией. Но уже буквально через пять лет, к началу двадцатого века он выглядел бледно на фоне расплодившихся конкурентов. Появились пистолеты более удобные, более компактные (при сравнимых боевых качествах), с лучшим балансом, с более быстрым перезаряжением… Люггеры, браунинги, кольты, теснили бывшего «царя горы».

 Довольно быстро растеряв свои преимущества в классе пистолета, маузер правда сохранял их в качестве малогабаритного карабина под пистолетный патрон. Правда и тут у него были конкуренты, вроде длинноствольных вариантов Люгера, но довольно долгое время среди них маузер выглядел вполне конкурентоспособно. Чисто по техническим характеристикам финальным гвоздем в крышку гроба маузера, мог бы стать например испанский пистолет «Стар А», также известный как модель 1922го года. По конструкции это была несколько упрощенная вариация на тему надежнейшего «кольта 1911», с нормальной пистолетной компоновкой (магазин в рукояти удержания), удобным предохранителем, съемными быстросменными магазинами, и под столь милый многим патрон 7,63х25мм. Этот Стар выпускался в варианте «карабин» с удлиненным стволом, (который был длиннее ствола маузера при меньших общих габаритах Стара). Этот Стар имел аналогичную маузеровской по конструкции приклад-кобуру, и регулируемый целик с введением вертикальных поправок на дистанцию до тысячи метров.

Все! Маузеру было нечем крыть!

 Было чем крыть маузеру! Но это уже была область не технических характеристик, а чистой психологии. Взяв в руку здоровенную маузервоскую дуру каждый проникался — весч! Не знаю насколько верны теории старикашки Фрейда, о том что пистолет фаллический символ, но если верны — в области фалометрии маузер легко обскакивал всех ближайших конкурентов. Габариты пистолета внушали тому кто держится за рукоять маузера ощущение приобретенной мощИ. И наоборот, — увидев направленный на него ствол здоровенной дуры маузера человек как-то сразу терял охоту к сопротивлению. Это тебе не жилеточный браунинг едва видный в кулаке владельца, из которого пока тебе не засадят шесть пуль в живот, ты и не проникнешься к нему, как к оружию. Маузер внушал. Сразу, и еще до применения. Не за это ли его так любили и обычные бандиты и идейные террористы всех мастей?

 По описанным причинам, маузер довольно вяло отметился как оружие официально принятое на вооружение, зато густо цвел и пах на гражданском рынке.

 Самым большим именно военным заказом, стал контракт с итальянским флотом, на пять тысяч с гаком единиц. Тысячу пистолетов закупила гвардия турецкого султана. В самой Германии пистолет приняли на вооружение конно-егерские части. Звучит солидно, пока не вспомнишь, что конно-егерские части состояли из отдельных эскадронов, прикомандированных к некоторым кавалерийским полкам. Каждый эскадрон насчитывал около 170 человек. И было таких эскадронов во всей Германии, чтоб не соврать, аж целых семь штук. Негусто, да.

 Интересной была ситуация с Британией, которая была лидером по частному импорту маузеров. Торговый агент «Уестли Ричардс энд Компании» регулярно сообщал, что партии Маузеров засылают в сегодняшние отдаленные аналоги наших «военторгов», — магазинов, где в основном отовариваются военные. Маузеры оттуда разлетались как спелые пирожки. То есть, не принятые официально на вооружение, пистолеты пробирались на военную службу окольным путем. Британские офицеры, перед тем как нести нелегкое «бремя белого человека» несчастным колониальным папуасам, охотно закупало чудо пистолет-карабин. Офицеры голосовали кошельком…

 Что касается нашей Родины, то Российская Империя по количеству закупаемых маузеров была на почетном втором месте после Британии. Имеются подозрения, что львиная часть от этих партий была централизованным заказом военных, закупленных частным образом. Но поскольку поступавшие в войска экземпляры не получали никакой специальной маркировки, точное количество маузеров попавших на русскую службу неопределенно. Известно что в основном они попадали в специализированные части, вроде воздухоплавательных, (где, прямо скажем, в следствии их мизерного количества, много маузеров не требовалось). Ходят упорные слухи, что довольно крупная партия маузеров пошла на военный флот, для вооружения абордажных команд. Возможно отсюда и берет киношный штамп революционного матроса, во всей широте его диапазона, от расхристанного анархиста, до пламенного большевика, — но обязательно с деревянной кобурой-колодкой маузера торчащей из-под бушлата.

 Конечно, как уже говорилось, фирма маузер не сидела на месте и постоянно пыталась совершенствовать свой пистолет. Еще на раннем этапе производства, до 1905го года, конический курок сменился курком с большим кольцом, который в невзведенном виде перекрывал прицельные приспособления, и таковым образом сигнализировал даже самому рассеянному стрелку что оружие не готово к бою. Появилась укороченная версия, со стволом в 100 миллиметров, против 140 миллиметрового у полноразмерной версии, и несколько укороченной рукоятью. На американском рынке эта модель в рекламных целях получила название маузер-боло. Ведь так же — «боло» назывался тип ножа, (изначально филлипинского происхождения) этакого мини-тесака с тяжелым лезвием, который был весьма популярен у тогдашних путешественников по необъятному американскому континенту. После того как уже в 20е годы советские чекисты закупят для своих нужд значительную партию укороченных маузеров, какой-то деятель посчитает, что «прозвище «BOLo» происходит от слова «BOLshevik. Эта байка про «большевистский маузер» до сих пор весьма распространена. Укороченный варианты раннего выпуска, известные сейчас как «офицерская модель» имела несколько более удобную по форме рукоять, которая не имела слота под приклад-кобуру, и не получила широкого распространения.

 Примерно к 1905ом году производство маузеров устоялось. Перестали выпускаться многочисленные варианты по индивидуальным заказом. В производстве осталось два типразмера: полноразмерный и укороченный. К варианту калибра 7,63х25 миллиметра, в производстве добавились варианты (так же полноразмерный и укороченный) под патрон 9х25мм «маузер экспорт». Этот вариант патрона был получен путем «приживления» пули калибра 9мм на измененную гильзу патрона 7,63х25мм. Благо диаметр основной части гильзы это позволял, для того чтобы принять пулю большего калибра она только лишилась «бутылочного» сужения. Получившийся патронный «гибрид» сочетал высокую начальную скорость с бОльшим останавливающим потенциалом пули большего калибра. В основном пистолеты под этот калибр поставлялись в Южную Америку, и Африку. Но широкого распространения вариант маузера под этот патрон не получил, и в 1914ом его производство прекратилось.

 Где-то в 1905-08м годах, заканчивается производство варианта с большим кольцом на курке. Новый вариант получает курок с маленьким кольцом, чуть позже получает более короткий экстрактор, и — главное — измененную схему работы предохранителя. На предыдущих вариантах рычаг предохранителя рядом с курком работал так: в переднем положении — пистолет готов к стрельбе. В заднем положении — пистолет на предохранителе. То есть для того, чтобы пистолет мог стрелять рычаг предохранителя нужно было толкнуть большим пальцем вперед.

 На новом варианте предохранитель остался на том же месте, но поменял свои положения на прямо противоположные(!). В переднем положении — пистолет на предохранителе. В заднем положении — пистолет готов к стрельбе. Теперь для открытия огня предохранитель нужно было отвести назад.

 Предохранитель остался на прежнем месте, но стал работать строго наоборот!.. Такую смену функций могли сбацать только тогда — в начале 20го века. В наше благословенное время, какой-нибудь раздолбай привыкнув оперировать со старой моделью и купив новую, обязательно прострелил бы стенку рядом с головой любимой собаки, и подал на фирму маузер в суд, требуя миллионную компенсацию за душевную травму и моральный ущерб. И что характерно, сегодня он бы эту компенсацию получил. Ну а в то время люди были попроще, — изменил маузер систему предохранения, — привыкнем. Прострелил какой то болван себе ногу по привычке к старой модели, — и хрен с ним, хромоногим дурачиной.

 К 1912ому году фирма снова немного модифицирует предохранительную систему. Теперь, если курок взведен, и пользователь хочет включить предохранитель, ему нужно одной нажав на курок еще немного подать его назад, (разобщив таким образом с шепталом) в это время другой рукой двинуть рычаг предохранителя вперед, что вроде как должно было уберечь от случайных выстрелов во время постановки на предохранитель. Эту модификацию можно узнать по набитой на курке монограмме «SN» являющейся аббревиатурой от Sicherung Nue Art — предохранитель нового типа. Ничего к безопасности обращения этот новый вариант не добавил, за исключением того что стрелок лишился возможности поставить оружие на предохранитель с помощью одной руки, что конечно было не слишком здорово. Некоторые технологи высказывают крамольную мыслишку, что данное сомнительно новшество появилось вовсе не от желания улучшить систему предохранения, а просто стало следствием некоторого упрощения технологии изготовления УСМ, (в частности боковая выфрезеровка на курке под положение «взведен» стала делаться не со скруглением в окончании канала, а проходится по детали насквозь, и пр). Ну а на маузере просто сделали благообразные физиономии, и подвели под это якобы заботу о большей безопасности. Одновременно с новым предохранителем несколько упростилась и прицельная планка, — несмотря на то что она по прежнему оставалась размечена до тысячи метров, с неё исчезла цифра и стопорный вырез под дальность 900 метров.

 В 1914ом году началась Первая Мировая война. Германия, вместе прочими странами старушки Европы по горло увязла в этом невеселом занятии. Солдаты с головой закопавшись в землю годами гнили в окопах, откуда вылезали только для самоубийственных атак на ощетинившиеся пулеметами укрепленные вражеские позиции. Германская армия начала испытывать пистолетный голод. Состоявший тогда на вооружении Люгер П-08, был весьма сложной в изготовлении машинкой, и мощностей занятых на его производстве предприятий уже не хватало, чтобы обеспечивать боевую убыль пистолетов. Поэтому в 1916ом году Прусское королевство заказало фирме 150000 пистолетов системы Маузера, но под штатный для германской армии патрон от Люгера — 9х19 миллиметров.

 Здесь нужно пояснить, что на момент Первой Мировой войны Германия была федеративной Империей, как бы странно такое сочетание не звучало. В обиходе этот период германской истории принято называть «вторым райхом». (Райх — на немецком собственно и есть «империя»). Первая германская империя возникла в 950х годах, когда король Оттон первый объединил под своей властью германские земли. В 962ом году римский папа коронует Оттона римским императором. (Слава римской империи еще много столетий после её гибели отдавалась сладким звоном в ушах разрушивших её варваров. Поэтому каждый последующий европейский монарх как только входил в силу, тут же старался короноваться римским императором. Это во-первых придавало ему солидности, а во вторых якобы обосновывало с правовой точки зрения аппетиты наложить лапу на все бывшие римские земли). Короче Оттон короновался вроде как императором «священной римской империи», а его подданные стали вроде как «римскими гражданами германской нации».

 Это конечно вызвало изрядное недовольство у василевса восточной части Римской Империи, которая в отличие от погибшей Западной части, выжила под натиском варваров, и на тот момент благополучно продолжала существовать. Соответсвенно восточный владыка, строго говоря являлся единственным легитимным наследником титула «римский император». Но Оттон, если не вдаваться в подробности, а сказать по-простому, положил на недовольство восточного Рима с пробором. А много позже когда и Восточный Рим падет, смышлёные идеологические последователи давно почившего пронырливого германца Оттона, из разных стран, вообще возьмут моду именовать восточный Рим словечком «Византия». Мол, была там на окраине какая то азиЯтская Византия, не пришей кобыле хвост… А мы тут в Европе, носители старых истинно римских ценностей…

 Созданный Оттоном «германо-римский» райх худо бедно просуществует до 1806го года, когда Наполеон силой своих штыков отменит его существование. Но 1871ом году четыре немецких королевства, восемнадцать герцогств и княжеств, и три вольных города вновь объявят о создании союзного федеративного райха нумер два, центрообразующим в котором станет Прусское королевство. Эта развесистая в бюрократическом смысле система благополучно будет существовать и в интересующем нас 1916ом году. Каждое крупное королевство в составе федерации будет иметь своего короля и свою отдельную армию. Но первым среди равных будет прусский король, по совместительству являющийся и германским императором. На момент Первой Мировой войны им будет, уже всплывавший в нашей истории разнорукий неудачливый любовник, кайзер Вильгельм Второй. (Отметим, что еще во время Первой Мировой правитель Германии назывался «кайзером», что было ничем иным как онемеченным римским титулом императора «кесарь»). Король Пруссии и он же кайзер Германии на время войны становился верховным главнокомандующим, и в чье введенье остальные короли передавали свои армии. Соответственно и прусское военное ведомство было «лидером» среди ведомств остальных составляющих империи. 

Столь долгая подводка с историческим загибом понадобилась нам для того, чтобы показать, что хотя формально в 1916ом году заказ на пистолеты Маузера сделало Прусское королевство, фактически это был общий заказ германской армии. Фраза «прусский контракт» здесь не должна ввести в заблуждение. 

Ну и конечно зная предысторию райхов, становится понятно, почему в тридцатые годы двадцатого века один деятель с косой челкой и усиками, будет называть создаваемую им нацистскую Германию «третьим райхом». Почему орлы его государственных эмблем будут так похожи на «аквилл» римских легионов, а честь будет отдаваться вскидыванием руки вверх почти на римский манер… Варвар не может спокойно пройти мимо римского наследства. Это уже генетически в его крови, сколько бы столетий не прошло. 

Интересно, что и добрый союзник Гитлера — дуче Муссолини, считал своей миссией «восстановление Италии в границах Римской империи». Как уж они собирались делить плоды побед, — непонятно. Когда столько фюреров и дучей претендуют лепить свой псевдо-рим, территорий всем явно не хватит. Скорее всего, если эти добрые друзья одержали победу, дележ её плодов пережили бы не все дучи. Но тут пришли подлые русские и под чутким руководством коммунистов, обломали все грандиозные планы. Впрочем, свято место пусто не бывает, и из-за океана под звёздно-полосатым матрасом воссиял еще один псевдо-рим. Правда его создатели в отличие от фюрера вдохновлялись Римом не императорским, а скорее республиканским. Но все остальное — как надо: орлы, латинские фразы на девизах, попытка наклонить всех в мировом масштабе… Пепси-Кола и агрессивный экспорт культуры прилагается.

Значит, маузер… Модель прусского заказа 16го года, для германской армии, имела следующие отличия от «базовой»: 

Во-первых патрон 9х19 миллиметров, который по сравнению с патроном 7,63х25 — (делаю очень умное лицо) — обладал меньшей начальной скоростью и меньшей настильностью траектории, но зато имел лучший баллистический коэффициент и останавливающий потенциал. Переводя эту дребедень на нормальный русский язык — (только помните, что всякое упрощение теряет в нюансах) — при стрельбе высокоскоростным патроном 7,63 стрелку нужно меньше возиться при прицеливании, учитывая упреждение на движение мишени, и силу земного тяготения. Зато пуля калибра 9 миллиметров оставляет в теле жертвы дырку большего диаметра, и за счет большей массы медленнее теряет энергию на дистанции. 

Сейчас на всякий случай попробую еще упростить, — «семеркой» легче целиться, а «девятка» шибче бьет. Во, теперь поймет даже тот, кто сдавал ЕГ… 

Так же новая модель получила более реалистичную прицельную планку где разметка была сокращена ровно вдвое — до 500 метров, (хотя и это, конечно было явным художественным преувеличением). 

Естественно пистолеты военного выпуска уже не так вылизывались, и выглядели бледнее чем ранние коммерческого производства.

 Проблемой с новой моделью могло стать, что в армии к её поступлению в войска, уже было достаточное количество пистолетов под калибр 7,63. Два почти идентичных по внешнему виду пистолета, под разные патроны могли создать серьезные проблемы. Дело в том, что патроны 7,63х25 и 9х19 миллиметров имеют весьма сходную геометрию гильзы, за исключением того что там где 9мм патрон оканчивается пулей, патрон 7,63 продолжается «шейкой» в которую вставляется меньшая пуля калибра 7,63. Оба пистолета при небрежности пользователя вполне могли зарядиться не своим боеприпасом, и даже произвести выстрел. Патрон 7,63 заряженный в 9мм пистолет стрелял, пуля меньшего калибра правда при этом лупилась о стенки ствола. Патрон 9миллиметров со свинцовой пулей как это ни удивительно так же выплевывал пулю, при этом обжевав её до своего калибра, растягивая её колбасой, с деформацией, а иногда и разрывом оболочки. Естественно ни о какой меткости речи не шло, страдали стволы, ресурс оружия снижался, пистолет накормленный не своим патроном грозил задержкой с невыбросом стрелянной гильзы, или, при застревании пули в канале ствола и повторном выстреле разрывом в руках стрелка.

 Для того чтобы на корню пресечь возможность подобных безобразий, на обоих щечках деревянной рукояти новой 9 миллиметровой модели стали вырезать здоровенную цифру «9», которая была хорошо видна, и прощупывалась даже в темноте, на ощупь. Вырезанную цифру окрашивали красной, (реже черной) краской.

 После окончания Первой Мировой, производство пистолетов Маузера, в связи с послевоенной неразберихой заглохло примерно на два года. Наконец, условиями Версальского договора было установлено что Германия, в числе многих прочих ограничений не имела права производить пистолеты со стволом длиной больше 100 миллиметров и «военным» калибром 9миллиметров, и выше. Узнав об этом на Маузере неоднократно осенили себя крестным знамением, за то что у них в загашнике уже была отработанная модель «боло» с укороченным девяносто девяти миллиметровым стволом и в калибре 7,63.

 Эту укороченную модель клепали и в калибре 9 миллиметров, используя задел частей произведенных во время войны, а заодно и укорачивая часть уже произведенных пистолетов (То есть мы вроде как и не производим, а просто собираем из комплектующих, стеснительно шаркали по полу ножкой сотрудники Маузера). Для того чтобы обозначить, что пистолеты делаются в соответствии с условиями версальского договора, на левой стороне наносилось клеймо с датой «1920». Поскольку эти укороты уже слабо тянули на роль пистолет-карабина, то большинство 9 миллиметровых боло того времени имеют нерегулируемые прицельные приспособления, с сиротливой «лысиной», там где у полноценных моделей располагалась планка вертикальных поправок.

 В двадцатые годы две достаточно крупные партии боло (5000 и 15000) в калибре 7,63мм у Маузера закупает советская Россия. Заказ в основном пойдет сотрудникам НКВД. Для фирмы Маузера стесненной ограничениями Версаля, которые запрещали производить «боевое» оружие, это была очень ценная сделка. Но вот в чем был интерес советской стороны, — не совсем понятно. Конечно за время гражданской маузеры в коробке овеялись флером революционной славы. Усатые начдивы и пламенные матросы добирали солидности в собственных глазах навесив на пояс пафосную деревянную кобуру. Но укороты-боло были лишены большинства свойств превращавших эту конструкцию в карабин, при сохранении всех её недостатков как пистолета. От чудо карабина оставалось только имя, вызывающее восторженное придыхание. Возможно советская сторона понимала, что берет не лучший вариант, но согласилось на него «довеском» к каким-то другим торговым соглашениям, а немецкая сторона «подкормила» таким образом одну из самых лучших фирм?.. В 20е годы и Россия и Германия были странами-изгоями. Германия как побежденный «разжигатель войны». Россия как рассадник бацилл большевизма, которые — о ужас! — заставляли рабочих и крестьян требовать относиться к ним по-человечески. Общее положение изоляции делало сотрудничество между странами весьма интенсивным, и сделка по закупке маузеров была только одной из многих…

 …В 1922ом году фирма «Waffenfabrik Mauser a-g», реформировалось в «Mauser Werke A-G»…

 Наблюдая за историей пистолета маузер до начала 30х годов можно отметить, что до этого момента развитие пистолета находилось в некой стагнации. Да, на фирме Маузер исправно проводили изменения в технологии производства, с целью удешевления. Да, проводились мелкие но полезные модернизации. Но в целом, это никак не затрагивало основных идей, заложенных в пистолет с самого начала производства. Отбросив экивоки можно сказать, что на Маузере считали деньги от проданных пистолетов, почесывали пузо и — как в американской поговорке — не пытались чинить то, что не сломано.

 Это благодушие продолжалось до тех пор, пока фирма Маузер не схлопотала хорошего пинка из солнечной Испании. Там начали производить свои вариации на тему Маузеров, которые не только копировали немецкий оригинал, но и вносили в них свои — и часто удачные — усовершенствования. Почивавшие на лаврах немцы с тревогой увидели, что на рынок поперли маузеройды, давившие их более низкой ценой отхватывающие значительный кусок с рынка. Тут уж пришлось отринуть негу, и вступить в бескомпромиссную конкуренцию. Причем немцы в этой борьбе оказались в положении догоняющих, (ведь, например, пистолеты с возможностью ведения автоматического огня первыми на рынок выбросили испанцы, хотя у немцев тоже уже имелись свои запатентованные варианты таких модификаций).

 В 1930ом году фирма Маузер наконец разродилась новой модификацией знаменитого пистолета. То ли фирма посчитала внесенные в модель изменения наконец-то значительными. То ли до неё дошло, что народ несколько путается в многочисленных модификациях, но этот вариант один из немногих, который получил собственное название «Modell 1930». (Все остальные названия по году, модель 1912, 1916 и пр это не собственные названия фирмы, а именования продавцов и последующих коллекционеров, дабы хоть как-то ориентироваться в богатстве вариаций).

 Модель 1930 получила утолщенный наплыв на стволе, в области его соединения с рамкой. В этом месте внутри находится патронник, и оно испытывает наибольшие динамические и и тепловые нагрузки при выстреле. Изменился в очередной раз предохранитель. Эта система получила название «Универсальный предохранитель Маузера». Положения его на этот раз остались неизменными: впереди — включен, позади — выключен. Но вернулась возможность переводить предохранитель в положение «включен» никуда не тыркая второй рукой курок, — то есть возможность одноруких операций. Кроме того, теперь при включенном предохранителе курок не блокировался во взведенном положении и мог быть спущен нажатием на спусковой крючок, — при этом спущенный курок ударялся в выфрезированную область включенного предохранителя, и таким образом не достигал ударника — соответственно выстрела не происходило. Таким образом на маузере появился безопасный спуск курка с боевого взвода. Особенностью нового предохранителя так же было то, что в момент пока он перемещается в какое либо из своих положений, происходит блокировка шептала, — (детали которая удерживает курок взведенным, и при отходе которой, курок срывается с боевого взвода) — что так же исключает случайный выстрел. Кроме того, наконец то на рычаге предохранителя появились буквы «S» и «F» которые означали соответственно «безопасно» и «огонь» и становились видны, на нем, соответственно при его включенном или выключенном положении.

 Конструкция модели 1930 претерпела некоторые технологические изменения, в сторону упрощений производства. Качество внешней отделки по прежнему оставалось традиционно высоким, хотя и не могло сравниться с вылизанностью ранних моделей. Ну и собственно ствол модели 1930 снова удлинился до полноразмерных 140 миллиметров. Германия почувствовала себя достаточно восстановившейся, чтобы послать победителей Первой Мировой с их Версальским договором в темное четырехбуквенное место.

 В том же 1930м маузер выпускает свой первый вариант с возможностью ведения автоматического огня. Автором разработки стал работавший на фирме Йозеф Никль, который сперва запатентовал изобретение на свое имя, а потом переуступил его фирме. Данная модель была сделана на основе модели 1930, у которой позаимствовала и устройство предохранителя. Отличалась же новая модель рычажком-селектором на левой стороне рамки, который позволял выбирать между одиночным огнем и автоматической стрельбой с темпом в 900-1000 выстрелов в минуту (в зависимости от боеприпаса). Интересно, что расположение рычажка оказалось в точности там же, где и у некоторых испанских вариаций на тему Маузера, но при этом внутреннее устройство УСМ конкурентов было ощутимо разным. Еще одним новшеством по сравнению с моделью 1930 стали отъемные магазины, емкостью на 10 и 20 патронов. Кнопка защелки магазина была расположена на правой стороне рамки, перед шахтой магазина. Её было удобно нажимать указательным пальцем правой руки. Данное новшество существенно убыстрило процесс перезарядки. При этом пистолет сохранял и возможность заряжения из десятизарядных обойм, вставляемых сверху, без отъема магазина от оружия.

 Более того, для повышения удобства обойменного заряжения пистолет получил еще одно усовершенствование УСМ, о котором нужно сказать подробнее. Когда затвор вставал на затворную задержку в заднем положении, то его можно вручную оттянуть еще на некоторое расстояние назад, после чего затвор подпирается в специальный свой нижний вырез уже курком пистолета. Теперь уже можно спокойно снаряжать магазин, меняя обоймы в гнезде, или вообще утапливать патроны в магазин по одному, не боясь, что затвор укусит за палец. После заряжения нужно оттянуть курок из выреза, и затвор вернется в переднее положение. Это была хорошая функция, но конечно её не хватало на более ранних моделях. Хорошая идея сильно припоздала.

 Завершая разговор о перезарядки этой модели нужно сказать, что даже если вы хотели перезарядить оружие при помощи магазина, то при прочих равных все равно было желательно оттянуть затвор на стопор курком. Ведь после окончания патронов в магазине его подаватель начинал удерживать затвор в заднем положении, и если пользователь пытался извлечь магазин не оттянув затвор на курок, — то магазин в подаватель которого упирался затвор извлекался со значительным усилием.

 Автоматическая модель конструкции Никля оказалась не слишком удачной, и не отличалась большой надежностью. Примерно к 1932му году другой немец Карл Вестингер разрабатывает свой вариант автоматического Маузера. Фирма приобретает у него патент, оформляет его на себя и запускает в производство, вместо первоначального варианта. Основным внешним признаком новой модели является рычаг переводчика огня иной формы. Остальные функциональные особенности остались прежними. Эта модель и станет наиболее массовой из автоматических маузеров.

 Последней особенностью обеих автоматических вариантов, о которой стоит упомянуть стал ствол, который теперь не изготовлялся зацело со ствольной коробкой как на всех предыдущих моделях, а ввинчивался в неё резьбой.

 Пистолеты Маузера продолжали выпускаться до 1939 года, после чего их производство было прекращено и более никогда не возобновлялось. Фирме понадобились производственные мощности под более насущные виды оружия, которые требовались гитлеровской Германии. Тем не менее, довольно большое количество маузеров, использовалось немецкой армией всю Вторую Мировую войну, (в основном в войсках СС и Люфтваффе). Использовались варианты обоих калибров 7,63 и 9мм, хотя конечно предпочтение отдавалось штатному 9мм патрону.

 Однако, как мы знаем, ни «Маузеры», ни другое замечательное оружие немцем не помогли, когда он решили напасть на Советский Союз. Через некоторое время «Маузеры» поехали в СССР в вагонах трофейных эшелонов с оружием.

 На у теперь приспело время рассказать о клонах и копиях маузера. Ибо что может служить большим показателем популярности, продукта, чем его копирование?

 Начнем, пожалуй, с Китая.

 Вообще, история Китая с середины девятнадцатого века развивалась весьма драматично. Некогда покорившая его, и воссевшая на трон суровая маньчжурская династия цин, к тому времени уже выродилась в изнеженных тюфяков, полностью расслабилась и не секла поляну. Огромная страна, где не случилось промышленной революции, базирующийся на машинном производстве, технически отставала от Европы. Европейские цивилизаторы естественно хотели этим воспользоваться. В авангарде цивилизаторов стояла тогдашняя «владычица мира» — Британия, которая уже давно поглядывала на китайские богатства. Однако британская колониальная империя была ограничена в людских ресурсах, которые как маленький ломтик масла были тоненько размазаны по необъятной колониальной горбушке. В Китае было же 300 миллионное дисциплинированное население, и мощный, тысячелетиями отлаженный бюрократический аппарат. Если затеять против них затяжную завоевательную компанию, то «тонкая красная линия» английских солдат, опоясывающая земной шар, могла где и порваться.

 Поэтому Англия решила, что пока есть возможность, то гораздо выгоднее с китайцами торговать, тем более, что в Китае массово выращивали вкуснейший чай, мода на который набирала обороты в Европе. Платить за чай твердой валютой было очень накладно. Но ушлые китайцы хотели продавать свой товар именно что только за твердую валюту. Джинсы, жвачка, и прочие стеклянные бусы созданные прогрессивной западной цивилизацией, им как-то не упирались. Поэтому оборотистая британская империя быстренько подыскала другие методы оплаты. В захваченных Англией и превращенных в колонии Бенгалии и Индии чудесно произрастал опий. Его и начали завозить в Китай в массовом порядке, регулярно и тоннами. Малаккский пролив кипел от многомачтовых чайных клиперов, везущих в Китай наркотики. Грамотная организация и широкий размах на государственном уровне быстро дали результаты.

 В Китае произошел взрывообразный рост торчков. Люди массово оборачивалось стадами животных, готовых за дозу продать и детей и родителей, и что уж говорить о таких мелочах как чай, и серебро, которое издавна добывали на китайских рудниках. Казна опустела, рушилась внутренняя торговля, исчезло продовольствие, взрывообразно возросла преступность, население вымирало. Англия жирела.

 Китайский императорский двор ужаснулся, и принял суровые меры. Начался массовый поиск и изъятие опиума, тотальная проверка кораблей в портах, изоляция мест компактного проживания иностранцев. Наркоту находили и сжигали тоннами. Неофициально — крайняя мера(!) — был даже дан зеленый свет пиратам, на отлов опиумных кораблей в прибрежной зоне. Доходы Англии упали, бизнес рушился.

 Поэтому в 1840м году британский парламент постановил объявить Китаю войну, с целью взыскать с узкоглазых убытки за сожженные корабли и накротики. Экспедиционный корпус вооруженный по последнему слову техники высадился в Китае и в череде победоносных сражений раскатал китайскую армию вооруженную копьями и допотопными ружбайками. В 1842ом Китай был вынужден подписать мирный договор, выплатить контрибуцию и открыть порты английским кораблям. Вскоре торговые договоры Китаю навязали и США с Францией, а после и другие страны. После этого история Китая на несколько десятков лет превращается в непрерывную череду восстаний местного населения против иноземцев, плавно переросшее затем и в полномасштабную гражданскую войну. Восстание местного население регулярно давили просвещенные страны Европы. Среди дравших Китай стран отметились Англия, США, Франция, Россия, Германия, Италия, Австро-Венгрия, и Япония.

 К 1911ому году империя распалась, 18 из 21й провинций объявили о своей независимости от центральной власти. На территории раздробленной страны образовалось несколько центров силы с широкой полосой правящей идеологии, — от революционно-буржуазных до диктатур князей-дуцзюни, — которые непрерывно грызлись между собой. Иностранный капитал все увеличивал свое влияние, финансируя нужные ему фигуры, в зависимости от своих интересов, что тоже способствовало постоянной дестабилизации обстановки… Относительное спокойствие в Китае наступит только к 1949ому году, после окончательной победы коммунистов, которые нетолерантно придушат разъедавшую Китай пандемию наркомании.

 Но до этого момента Китай будет непрерывно тлеющим полем боя.

А для боя нужно оружие.

 Пистолет Маузера имел объективные причины для той огромной популярности, которую он получил в Китае. Во-первых он формально был пистолетом, в то время как реально являлся пистолет-карабином, и позволял стрелкам хоть отчасти компенсировать запрет на вооружение винтовками, который одно время был установлен в подмандатных иностранцам территориях. Во-вторых, за голодные десятилетия китайское население изрядно измельчало, и носить маузер тщедушному китайцу первой половины двадцатого века было гораздо комфортнее, чем длинную тяжелую винтовку. Посему почти каждый состоятельный правитель времен раздробленности имел в своем ближнем кругу личную дружину «маузеристов», которая обеспечивала ему охрану. Фирма Маузер только и успевала отгружать партии пистолетов китайским воякам всех мастей и оттенков.

 Но все же пистолет маузера был дорог и был доступен далеко не всем, кто алкал приобщиться к немецкому чудо-оружию. Поэтому — (тут я думаю никого из современных читателей не удивлю) — в Китае нашлись многочисленные умельцы, которые принялись клепать свои «Маузеры». Диапазон копий был необычайно широк: Среди них были ужасающие поделки, на коленке из водопроводных труб и жести, которые даже не пытались копировать конструкцию, а едино только отдаленной похожестью контура могли хоть чуть-чуть приблизить нищего владельца к недостижимо сладкой мечте… Были безобразно обработанные, из мягкого металла, но в целом повторяющие конструкцию, и даже с маузеровскими «фирменными» клеймами, набитыми неряшливо и с ошибками, которые вызывали гомерический ржач у любого кто знаком с латиницей; но вполне достаточными чтобы обмануть своего лоховатого китайского соотечественника, который принимал ЭТО за качество, потому что настоящего качества никогда не видел.

 Но были и вполне качественные копии, наглядно доказывающие, что китайцы могут, когда захотят. Гуляли по стране анонимные образцы, сносно повторяющие конструкцию, но не имеющие вообще никаких маркировок. Добротные копии Маузера производилась в 20е годы на арсенале города Ханьян в провинции Хубэй, и военно-морских верфях Таку в устье реки Пэйхо, причем изготовители честно выбивали на оружии свои данные, не пытаясь закосить под немца. (Зная китайцев, не удивлюсь, если в то время выпускались подделки уже не продукции маузера, а родных арсеналов).

 Особняком стоит вариант «Тип 1» производившийся арсеналом города Тайюань в провинции Шанься. Власть в этой провинции держал молодой генерал, «образцовый губернатор» Янь Сишань. Именно Сишань основал вышеупомянутый арсенал, где изготовлялись винтовки и даже пушки. Причем производство шло так бодро, что арсенал Сишаня снабжал не только собственные войска, но и работал на экспорт в другие провинции. В 1922ом году Сишань поставил на вооружение своей армии бронепоезда, экипажи которых были вооружены ультра-новейшими пистолетами-пулеметами Томпсона 1921 года, — (которые сейчас являются непременными атрибутами любого кино про американских гангстеров времен сухого закона) — и пистолетами Маузера. Однако иметь оружие под два боеприпаса было логистически невыгодно, поэтому вскоре на арсенале Тайюаня был налажен выпуск копий пистолета маузера, но под патрон который использовал пистолет-пулемет Томпсона. — .45ACP (11,43х23мм) — то есть под тот самый патрон «мэнстоппер», который изначально был разработан для пистолета Кольт 1911. Получившийся гибрид под крупнокалиберную кольтовский патрон, сохранил все узнаваемые черты прародителя, но при этом выглядел как маузер обожравшийся стероидов. Выпуск Тип 1 начался в 28-29м году и продолжался недолго. Сделан он был вполне качественно, маркировки гордо информировали о его происхождении. Время прекращения его выпуска неизвестно, — хотя мы точно знаем что в 37ом захватившие провинцию японцы перепрофилировали арсенал на выпуск пулеметов для своей армии — но возможно Тип 1 прекратил выпускаться и раньше.

 Китайские «маузеройды» в то время практически лишь для внутреннего рынка, который и так был недонасыщен, поэтому они не особо портили жизнь фирме Маузер. Но неумолимые законы бизнеса уже взращивали для Маузера настоящих конкурентов. Пистолеты Маузера были фантастически востребованы, на рынке был их дефицит, поэтому было очевидно появление тех, кто захочет поживиться на создавшейся ситуации.

 Охотники сыскались под небом солнечной Испании, в провинции Баскониа, известной своими оружейными традициями и сепаратистскими настроениями к центральной власти. Здесь, в городе Эйбар располагался один из европейских центров скопления великого множества мелких оружейных мануфактур. Только ленивый тут не клепал оружие в широчайшем диапазоне качества, (в основном конечно, с явным уклоном в сторону халтуры). Основной продукцией эйбарских мануфактур были вариации на тему карманных пистолетов Браунинга. (Во-первых те отличались простотой конструкции, что позволяло клепать их на скромной производственной оснастке, а во вторых имели скромные по энергетике патроны, вроде 6,35 и 7,65, что позволяло изготовлять их копии из металла не самого высокого качества, без опасения что пистолет развалится после первого же выстрела и покалечит стрелка). Дивным цветом расцвели эйбарские мануфактуры во время первой мировой войны, когда на них упал отблеск больших военных заказов. Одним из таких был французский армейский заказ на пистолеты калибра 7,65. С тем чтобы справится с непосильным местечковым мануфактурам объемам, те прибегли к плотной кооперации, и в то время только ленивый не стал субподрядчиком; весь Эйбар стучал молотком, ваяя какую либо деталь. Такой трудовой подъем дал нужные результаты в плане производительности, но французским солдатам пришлось мириться с тем, что качество попавшего к ним оружия было сплошной лотереей. После первой мировой объем производства оружия на коленке несколько упал, но привлеченный в провинцию капитал позволил выделиться нескольким фирмам поднявшимся над уровнем семейной мастерской.

 А тут звезды совпали:

Фирма маузер пусть и на короткий период выбитая из бизнеса послевоенными версальскими соглашениями.

Необычайная популярность пистолетов маузера, и на западных, и — особенно — на азиатским рынке.

 Кого первым Баскони осенила живородящая мысль, что надо начать клепать свои маузеры — неизвестно. Возможно она возникла сразу в нескольких головах одновременно. Или же, придя в одну голову, тут же была разнесена молвой в стиле народного беспроволочного телеграфа.

 Первый «эйбаровские маузеройды» начали продаваться примерно в 1926ом году. Над их точной историей темна вода в облацах, поскольку во время гражданской войны большинство местных фабрик и их архивов сгорело синим пламенем. Известно несколько основных моделей эйбаровских маузеройдов, которые продавались под марками

» Royal, (Рояль)

» Super Azul, (Супер Асуль).

» Bulwark, (Бульварк)

» Etai, (Этай)

Часть пистолетов вовсе не имеет никаких маркировок. И наверняка были маркировки не указанные здесь. Причем разные экземпляры одной и той же модели могли нести на себе разные маркировки, что говорит о тесной кооперации нескольких фирм.

 Известно, что правами на торговую марку марку «Рояль» владела фирма «Бейстеги Эрманос» (Beistegui Hermanos). А на марку Асуль — фирма Эулохио Аростеги (Eulogio Arostegui). Владельцы марок Bulwark (оплот) , и Etai неизвестны. Насчет Etai непонятно даже что значит само слово, которое возможно является какой-то абривеатурой.

 Иногда владельцем марки «Рояль» — (королевский) — обозначают фирму «Зулайка у Сья» (Zulaica y Cia) но это ошибка: Zulaica y Cia владела марками «Рояль Виниситор» (Royal-Vincitor) и «Рояль Новельти» (Royal-Novelty), и использовала их до 1922года, когда переформировалась в фирму «Arizmendi, Zulaica y C», и стала использовать марку «El Trust Eibarres». Права же на марку Рояль зарегистрировала фирма Бейстеги Эрманос в 1926ом году.

 До сих пор идут пламенные споры, как именно выглядела кооперация известных производителей. Одни считают, что фирма Бейстеги сама маузеройды ни шиша не производила, а только продавала сделанные фирмой Эулохио Аростеги. Другие наоборот, уверены, что это Эулохио почуяв неспособность развернуть массовое производство обратился к производственным мощностям Бейстеги, а сам выступал не более как продавцом… Или же обе фирмы занимались производством… Как бы не было на самом деле, чаще всего эйбаровские маузеры ассоциируют с именем фирмы Бейстеги Эрманос, которая видимо была главным координатором в эйбаровской кооперации. (Эрманос, по гишпански означает «братаны», а Бейстеги соответственно ихняя фамилия).

 Итак, первой массовой моделью эйбаровских маузеройдов стала так называемая «Model H», выпускавшаяся под марками марками Royal, ETAI и вообще без маркировок. Годы приемки 1927-1929й. Несмотря на внешнее сходство с маузером до полной неразличимости на некотором расстоянии, этот «маузеройд» имел существенно отличную конструкцию. По сути своей он был не копией, а мимикрией — подражанием под сверхпопулярного прародителя: Ударно-спусковой механизм оригинального немецкого Маузера, как мы помним, был смонтирован в отдельной колодке, которую можно было легко отделить единым блоком при разборке и чистке оружия. Ударно-спусковой механизм испанского маузеройда был смонтирован в рамке и для его удаления требовалось вывинтить несколько винтов и выбить штифты, которые в изобилии торчали по бокам пистолета. Это затрудняло разборку, оружия, но уменьшало цену производства. Для тех же целей экономии затвор гишпанца имел круглую в сечении форму, а не квадратную, как у Маузера.

 Рамке сего маузеройда сперва не имела на себе никаких декоративно-облегчающих фрезеровок, но со временем они все же были добавлены над спусковым крючком. Длинна ствола могла быть 140 и 180 миллиметров. Рукоять была несколько крупнее маузеровской и больше расширялась к низу, что радовало рукастых парней. Ориентировочно к 1928му году появилась модификация с переводчиком огня в автоматический режим, расположенным на левой стороне рамки. Магазин был неотъемным, практически на всех пистолетах серии — в том числе и автоматических — на 10 патронов. Из каталогов известно о модификации с неотъемным магазином в 20 патронов, но количество их реального выпуска оказалось исчезающее мало. (Возможно потому, что вскоре модель сняли с производства и заменили другой, так что производство 20-зарядной модификации просто не успели развернуть).

 Данный маузеройд отличалась плохим качеством металла, и скверной отделкой. Тем не менее, тотально уступая оригинальному маузеру в качестве и ресурсе, он имел перед и одно существенное преимущество: — был более чем в три раза дешевле оригинала. Это был бюджетный вариант, который при иной конструкции предоставлял пользователю эргономику, органы управления, и сходный маузеру внешний вид при демократичной цене. Это не могло не привлечь пользователей определенного уровня достатка. Большинство этих пистолетов ушло в Китай.

 В 1929 году, описанную модель в производстве сменяет модель «ММ-31». (Продавалась под марками Royal, Bulwark (h.e. «оплот»), и без маркировок, название модели ММ-31 так же могло как быть, так и нет). Годы приемки с 1929-1935й. В отличие от первого варианта она не только внешне, но и по внутреннему устройству копирует немецкий маузер. Впрочем, одно существенное отличие имелось — на левой стороне этого маузеройда был смонтирован переводчик в режим автоматического огня. Рукоять была такой же, как и у предыдущей модели. Предохранитель копировал маузеровский «SN». Длинна ствола была от 140 до 180 миллиметров. Сперва модель выпускалась под калибр 7,63 Маузер, а позднее и под мощные 9 миллиметровые патроны 9мм Ларго (9х32мм). Магазины, сперва были постоянные, на 10 и 20 патронов, позже сменили отъемными. Эта модель имела существенно лучшее и качество металла и отделку, чем первая модель. По качеству она приближается к упрощенно отделанным оригинальным маузерам военного заказа. Таким образом эта модель была хоть и не «вылизанной», но очень хорошей «рабочей лошадкой». Зато приклад-кобуры испанца, наоброт, намного превосходили по красоте маузеровские. Если на маузере просто брали деревяху, и отделывали её с немецким качеством, то испанцы, не только качественно отделывали, он и изначально специально подбирали дерево по красоте «рисунка» древесных колец.

 Наиболее любопытная модель из всех испанских маузеройдов: — «ММ-34». (Продавалась под маркой Royal, или опять же без маркировки). Годы приемки с 1932 по 1934. Она имела отъемный магазин на 10 или 20 патронов, (хотя известен и как минимум один вариант с постоянным 20 зарядным магазином). Калибр 7,63 Маузер или 9мм Ларго. Ствол длинной 140 или 180 миллиметров. Причем в последнем варианте ствол мог выполняться с круговым оребрением а-ля пистолет-пулемет Томпсона. Такое оребрение увеличивало теплоотдачу ствола, и хотя бы частично решало проблему быстрого перегрева при интенсивной стрельбе — фирменной болячке всех автоматических маузеров и маузеройдов. Самой же интересной особенностью этой модели являлся два селектора на левой стороне рамки. Первый, как и на предыдущих вариантах отвечал за выбор одиночной или автоматической стрельбы. Второй, размещенный на рукояти шел от смонтированного в ней пневматического замедлителя, и позволял выбрать темп автоматической стрельбы между скоростным в 900 выстрелов в минуту, и низким в 350 выстрелов. Высокий темп позволял на близких дистанциях нафаршировать вражину, и тем ни дать ему возможности выстрелить в ответ «из последних сил», как любят говорить детишки играющие в войну. Низкий темп позволял стрелку компенсировать увод оружия между выстрелами, и вести удивительно точную для автоматического режима стрельбу. Качество изготовления на уровне ММ-31, (глубокой модификацией которого ММ-34, в общем, и является).

 Еще один вариант эйбаровского маузеройда — Super Azul. (Выпускался как под этой маркой, так и под маркой Royal, или вовсе без маркировки). Годы приёмки — 1932-1935. Эта модель копирует конструкцию Маузера, за исключнием добавленного переводчика огня. Выпускался только со стволом 140 миллиметров, в калибрах 7,63 маузер или 9мм Ларго. Отъемные коробчатые магазины емкостью на 10 или 20 патронов. Качество изготовления этой модели выше, чем у ММ-31\34. Кроме того, в отличие от остальных рукоять этого варианта не была увеличенной, а копировала стандартную маузеровскую рукоять, модели 30. Эти две особенности заставляют некоторых исследователей предполагать, что Super Azul выпускались на иной сборочной линии, чем описанные выше три варианта. Самым заметным недостатком Асулей было пожалуй название, из-за которого его не стали бы носить чОткие русские пацаны. (Асуль с испанского переводится как «голубизна». Супер Асуль соответсвенно, хм, «супер голубизна»). Ну а испанцам то ничего, — у них вон, во вторую мировую даже целая «голубая дивизия» была… Её солдаты блокаду Ленинграда осуществляли… Пидарасы…

 Подбивая итог, Вариант ММ-34 с замедлителем и оребренным стволом является пожалуй самым технически навороченным из всех маузеройдов, включая и немецкие оригиналы. Испанцам все же удалось обскакать сумрачный немецкий гений… Но это уже не имело значения. Таких пистолетов было выпущено очень небольшое количество. В 1935ом году Бейстеги прекратили производство пистолетов. Видимо, в скором времени прекратили выпускать маузеройды и остальные поставщики. (Хотя пистолеты могли еще какое-то время собираться из комплектующих). В 1937ом фабрику сожгут анархисты, а сами братья с горя уедут в другой город и начнут там делать велосипеды, чем и потомки занимаются и до сих пор.

Велосипеды, говорят, хорошие.

 Однако, помимо сложносочиненного производства маузеройдов под эгидой братьев Бейстеги, в Испании производила еще одна фирма, которая одна выпустила подобных пистолетов больше чем весь остальной Эйбар вкупе. Это была «Унсэта у Сья» (Unceta y Cia), которая тогровала пистолетами под маркой «Астра» (Astra). Фирма была основана в 1908м году Педро Унсетой и Хуаном Эсперанцей, поэтому спервоначалу носила название «Esperenza y Unceta». Начав свое существование в Эйбаре, в 1913ом году фирма перебралась в город Гернику, где и начала производство пистолетов под торговой марокй «Астра» (Звезда) Пребывание в Эбаре сказалось, поэтому первыми пистолетами фирмы конечно стали а-ля браунинги, в том числе и военного заказа для первой мировой. Толчок к дальнейшему подьему фирмы дал государственный заказ на производство пистолетов Кампо-Гиро. На основе Кампо-Гиро Эсперанца создает свой вариант названный Астра-400, который принимается на вооружение испанской армии в 1921ом. Объемы заказов растут — и к середине 20х. «Esperenza y Unceta» становится одним из крупнейших производителем оружия в Испании. Эсперанца покидает компанию в 1926ом, после чего его имя выпадает из названия.

 В 1928м — (возможно первые прототипы появились уже в 26м, тут умные дядьки до сих пор спорят) — Unceta y Cia выпускает пистолет «Астра 900» — первенца в линейке самого знаменитого семейства маузеройдов за пределами Германии, и ответственно, — злейшего конкурента оригинального маузера.

 Несмотря на внешнее сходство, Астра 900 достаточно сильно отличается от Маузера по внутреннему устройству — то есть это тоже не точный клон, а мимикрирующий образец. Ударно-Спусковой Механизм размещен внутри рамки на шплинтах, для доступа к нему на левой стороне рамки имеется большая съемная панель. Из всех испанских маузеройдов Астры отличались самым лучшим качеством внешней отделки, и выглядели вполне сравнимо с «эталоном» маузера. Несколько более низкая цена, чем у немца, делала Астру весьма популярной. Астра 900 имела несьемный магазин на 10 патронов, и ствол длинной 160 миллиметров. Предохранитель функционально копировал ранний вариант маузера, и свободно оперирировался одной рукой, оттяга курка для включения предохранителя не требовалось.

 Вскоре после выпуска 900й Астры появляется модель 901, на которой добавился переводчик в режим автоматического огня. Правда из-за съемной панели которая покрывала почти весь левый бок, переводчик огня пришлось вывести на правую сторону, что приводило в восторг только левшей. Праворуким стрелкам приходилось либо корячится развивая ловкость указательного пальца, либо совершать несколько лишних телодвижений, что бы сменить режим огня.

 Астра 901 имела темп стрельбы порядка 900-1000 выстрелов в минуту. Её 10 зарядный магазин при нажатии на спуск опустошался в момент, и выглядел в общем-то насмешкой над режимом автоматической стрельбы. Поэтому модель 901 довольно быстро сменяет в производстве модель 902 с несъемным магазином емкостью в 20 патронов и длинной ствола увеличенной до 180 миллиметров. Модель 902 пользовалась большим коммерческим успехом.

 В 1933м году модель 902 сменит модель 903, которая получит отъемные магазины на 10 и 20 патронов. Кнопка фиксации магазина будет расположена на рамке с правой стороны, рядом с шахтой магазина. Еще одной вкусной особенностью модели 903 станет введение механизм затворной задержки. Подаватель магазина теперь только включал задержку, а не сам блокировал затвор. Это во первых позволяло извлекать из оружия магазин с меньшим усилием (поскольку подаватель не зажимался затвором), а во вторых позволяло обходиться без виртуозной распальцовки при заряжении двадцатизарядного магазина из двух десятизарядных обойм. Затвор поставленный на затворную задержку снимался с неё отведением затвора еще немного назад.

 В 1934ом году будет разработана модель 904, которая не пойдет в производство, но особенности коей будут использованы в «Астре модель F», которую в 35ом году закажет себе испанская национальная гвардия. В отличие от предыдущих моделей имевших калибр 7,63 милилметра, Астра Ф была рассчитана под стандартный для испанских вооруженных сил патрон мощный 9мм Ларго (9х23мм). Прицел этой модели был размечен до 500 метров. В рукояти был смонтирован замедлитель в виде маховика, который уменьшал темп стрельбы до примерно 350 выстрелов в минуту — (то есть как и у ММ- 34 от Бейстеги темп позволял вести достаточно результативный огонь не только в упор, но и на дистанции).

 Прежде чем закончить рассказ о замечательных испанских клонах, надо однако упоминуть о подарочных вариантах пистолетов Астра. …В средние века арабское нашествие на ту территорию, что мы теперь называем Европой дошло до Испании, и почти захлестнуло её. Арабы долгое время правили испанскими землями. Очень медленно, в течении нескольких столетий испанцы отвоевывали свою землю, вытесняя арабов, — (у которых за это время уже успели народиться поколения считавшие эту землю исконно своей). Крови пролилось много… Процес медленного изгнания арабов в череде длительных войн, получил название «реконкиста», что можно криво перевести как «ре-завоевание», «отвоевание» если по смыслу. Наконец выгнав арабов, испанцы обрадовались. Они думали что на их земле не осталось ничего арабского. Но это было не так, слишком уж долго две культуры жили бок о бок. И чтобы убедиться в этом нужно взглянуть на испанское подарочное оружие. Такой истинно арабской роскоши не всегда удавалось достичь и самим арабам.

 Фирма Астра продавала подарочные варианты своих пистолетов украшенных в стиле «дамаскирование». Дамаскирование, это отделка пистолета художественной гравировкой с последующим золочением. Ислам запрещает художественное изображение птиц и животных, поэтому восточные мастера развили самобытную и очеь красивую культуру украшения замысловатыми узорами. Именно эту стилистику и воспроизводил мастер, занимавшийся отделкой подарочных Астр. Звали мастера Хуан Родригес. Его мастерская находилась в городе Эрмуа, а его работы славились как лучшие по всей Испании. Славились настолько, что пистолеты для подарочной отделки к нему присылали два крупнейших производителя оружия страны — Астра и Стар. С 27го по 40й год, Астра заказала у Родригеса дамаскирование 189 пистолетов. Кому-то может показаться странным — за столько лет такое относительно небольшое количество. Но надо понимать, что тонкая художественная отделка одного пистолета могла занимать до 2х месяцев. Да и стоил такой пистолет столько, что покупатели находились не так часто — штучный товар, и этим все сказано.

 В 1937м двадцать девять раззолоченных под испанскую хохлому Астр, были куплены резидентом НКВД в Испании Александром Орловым и переправлены в СССР. Сделано это было по личному распоряжения Сталина. 9 пистолетов были модели астра 400, 8 — модели 900, и 12 — модели 902. Для ровного счета к ним докупили еще и один маузер с возможностью автоматического ведения огня, (в отделке того же Родригеса). Эти тридцать пистолетов составили своеобразный личный подарочный запас вождя. Такие пистолеты он вручал близким друзьям, или тем отличившимся, которым хотел воздать не только от государства, а и от себя. Пистолеты проходили не по категории наградных, а просто как ценные подарки. Сталин ими особо не разбрасывался. Известно, что домаскированные пистолеты получил начальник личной охраны Сталина Николай Власик, нарком внутренних дел Грузии Григорий Каранадзе, шеф эскадрильи особого назначения Александр Голованов, командующий дальневосточным фронтом Иосиф Апанасенко, Маршал Баграмян…

 Надо сказать, что огнестрельное оружие слишком функциональный инструмент, и редко когда на нем художественные украсы выглядят уместно. Вообще не всем моделям оружия это идет, а мастер производящий отделку должен обладать отменным мастерством, и чувством меры. Но Астры в исполнении Родригеса, действительно одни из немногих украшенных пистолетов, которые выглядят богато, но не пошло. В настоящее время, по телевизору и интернету периодически мелькают кадры из Чечни, где мы видим, что не перевелись еще и в нашей стране любители украсно украшенных пистолетов. Видно на кадрах, как под звучание струн дечиг пондара темпераментные горцы блестя глазами и зубами, лихо отплясывают, потрясая при этом позолоченными пистолетами Стечкина. Стечкин пистолет большой, солидный, относительно редкий. Одним своим видом показывает, что владелец уже не простой пацан. Ну а если выкрашен золотом, блестит как канделябр в театре, сигнализируя всем окружающим о тонком вкусе владельца, — тут уж всяк поймет, что перед тобой серьезный, уважаемый, состоятельный человек. Переплюнуть такую крутизну уже нельзя. Ну если только плясать с двумя раззолоченными Стечкиными. Третий за поясом. Однако… — будем объективны — обмакнутый в золото пистолет, все таки не может тягаться с гравировальными работами Хуана Родригеса. Поэтому, есть мнение, что информацию о испанских Астрах и мастерской Родригеса, (которая существует и по сей день, хотя конечно там работают уже потомки) — нужно всячески скрывать от уважаемых людей. А то не ровен час, федеральному бюджету России придется выделить еще одну отдельную дотационную статью в Чечню — на приобретение продукции испанских мастеров…

 И здесь мы закончим рассказ о замечательных испанских клонах.

 Ну а теперь пройдемся вскользь о тех известных исторических фигурах, которые вошли в историю, или в народную молву, с пистолетами маузера.

 Первое что конечно приходит на ум, особенно людям старшего поколения, это нетленный образ революционного матроса. Расклешенные брюки, распахнутый стильный черный бушлат, так чтоб рвалась наружу «морская душа», заломленная под немыслимым углом бескозырка, ну и непременно солидно-весомая кобура с маузером на портупее. Этот образ, растиражированный в советском кино в необычайно широком диапазоне, от флотских братишек-анархистов вообще, до пламенного революционного матроса Железняка в частности, как ни странно может иметь под собой некоторые реальные основания. Мы уже писали, что до революции российская империя оснастила маузерами некоторую часть канонерских лодок миноносцев. В сладком революционном угаре эти маузеры естественно тут же перекочевали из арсенальных комнат на пояса наиболее авторитетной части освобождённой от гнета царизма матросской братии.

 Следом за матросами вспоминаются различные революционный комиссары в хрустких кожанках, перепоясанные искомыми кобурами с тем же пистолетом. Венчает их светлый образ «карающего меча революции» — Феликса Эдмундовича Дзержинского, который полами свой длиннополой шинели как метлой расчищал вражью свору, — кого в тюрьму, а кого и к стенке. На портупее опять же он — маузер. Даже поговорка есть, — для ГБиста выстрелить из маузера Дзержинского что же, что для скрипача сыграть на скрипке Страдивари… Тут народная молва возможно несколько завралась. Ни один из очевидцев не вспоминает, что Дзержинский носил маузер. Если почитать их описания Дзержинского, то выглядит это всегда примерно так: «Феликс Эдмундович был высок ростом, в простой гимнастерке защитного цвета, в таких же брюках и хромовых сапогах. Широкий ремень на узкой талии еще больше подчеркивал стройность его фигуры. Никакого оружия при нем не было…» (Б. Н. Алтайский).

 Феликс Эдмундович всплывает в описаниях, в военной форме, или в гражданском, со славословиями в адрес его сдержанности и интеллигентности, или без оных, но всегда без оружия. Трудно представить, что в беспредельные годы разгула бандитизма, когда Дзержинский стал главой ЧК, он ходил без вообще без пистолета. Но видимо, это было что-то небольшое, удобное, пригодное для скрытого ношения. Да и то сказать, в последние годы жизни, когда Феликс Эдмундыч был уже на солидных постах, здоровенный армейский пистолет был ему вроде как уже и не нужен. Главным оружием его в те годы стал канцелярский набор, да хорошая ручка. Зачем тебе маузер, если ты сидишь в кабинете здания, кругом набитого подчиненными тебе вооруженными людьми?

 Правда один раз, когда Феликс Эдмундыч сидел в своем кабинете какой то востряк с улицы забросил ему в окно боевую гранату. Жахнуло так, что подпрыгнуло все здание! Когда ошалевшие коллеги ворвались в кабинет вопя и потрясая оружием, убранство кабинета оказалось полностью разгромленным, а вот на Феликсе не было ни царапины, и даже рубаха-косоворотка не помялась — потому как Феликс эдмуныч увидав гранату с завидным хладнокровием и проворством прикрылся дверцей стоявшего в кабинете здоровенного бронированного сейфа. С тех пор коллеги стали втихомолку называть своего гранатоустойчивого начальника «железным Феликсом». Так что по справедливости Феликсу Эдмундычу стоило бы носить на портупее не маузер, а сейф. Чуть что — запрыгнул, и закрылся. Да и знаменитый посвященный ему памятник на лубянке по справедливости должен был-бы стоять не на простом пьедестале, а на том же сейфе. И правдиво, и символично — стоит так сказать, на страже, народного добра.

 Вообще, политические взгляды Дзержинского можно принимать, или не принимать, но современники отмечали его как человека безукоризненно честного и никогда не шедшего даже на самый малый компромисс со своей совестью. Так что, думается, воскресни сейчас старый чекист Феликс Эдмундыч, да увидь своих так сказать, приемников, из современного ФСБ, которые превратились в крышу бизнесменов да разводящих большого бизнеса, ей-ей достал бы он маузер и прошелся метлой по зданию на лубянке. Не потому ли доблестные чекисты в недоброй памяти девяностые молча смотрели из окон лубянки, как одухотворившийся ветрами демократии народ сносит с постамента памятник железному Феликсу? Начальство у чекистов образованное, пушкинского «каменного гостя» поди наверняка читало…

 Однако, что это мы о ЧК, да ФСБ… Поговорим лучше о культуре… Что? Маузер? Ах да, мы же про маузер… Тогда поговорим о культуре с маузером. Жил да был на свете театральный режиссер Всеволод Эмильевич Мейерхольд. До революции ему жилось не так чтоб очень, потому что сатрапы от академического царского театра его новых устремлений в искусстве не понимали по причине своей закостенелого узколобости. Поэтому, ясное дело, когда случилась революция Всеволод Эмильевич принял её с большой радостью, одним из первых заскочил в партию, и начал развивать новаторский освобожденный от буржуазных условностей театр.

 Как и многие неслужившие люди Мейерхольд имел большую тягу ко всему военному. Не в том смысле, конечно, чтобы неделями в окопе, или там в атаку на вражеский пулемет; а к военному в смысле внешней атрибутики. Революционный товарищ Мейерхольд одевался, как мы теперь выражаемся «милитари стайл» — хромовый кожаный реглан, или фасонистая офицерского сукна шинель, скрипящие сапоги, на голове фуражка с алой звездой, а на портупее — правильно — тот самый здоровенный маузер. Выглядел в таком наряде Мейерхольд, судя по фото, настолько же военным, насколько нацистские офицеры в фильмах знатного итальянского порнографа Тинто Брасса. Но о вкусах, как говорится, не спорят. Нравилось человеку, и ладно.

 В феврале 1920го Мейерхольда назначили главой ТЕО НАРКОМПРОСА, что в переводе на русский значит «главой театрального отдела наркомата просвещения», (Так тогда министерство образования обзывали) — Ну, теперь терпите! — обрадовался Мейерхольд. Вспомнил всех коллег от которых получал обиды на личной и профессиональной почве, и начал вызывать их к себе на ковер. Там он осыпал незадачливых коллег нехорошими эпитетами, сообщал об их полной бездарности, директивно приказывал срочно перековаться, и выйдя из русла черносотенного самодержавия, войти в русло передового пролетарского творчества, а в случае нежелания угрожал самыми страшными карами вплоть до расстрела. Расстрел Мейерхольд грозился провести самолично, и в порыве начальственной экзальтации бывало даже хватался за кобуру.

 Уже было сказано, что главный герой нашего повествования — маузер — отличается довольно долгим временем приведения в боевое положение. Сперва нужно нажать на кнопку на кобуре, и открыть крышку, потом вытянуть из неё пистолет, взвести курок… С боевой точки зрения это конечно большой недостаток. Зато с точки зрения поиграть нервами беззащитной жертвы перед расстрелом — большое достоинство. В общем, никого у себя в кабинете Мейерхольд так и не расстрелял, то ли пока приготовлял пистолет, запал проходил, то ли в этом долгом приготовлении и был заключен небольшой моноспектакль революционного режиссера… Никого Мейерхольд не расстрелял, но вел себя так огульно по хамски, что уже в августе 1921го товарищ Луначарский освободил режиссера Мейерхольда от занимаемой должности. Естественно, что все обиженные Мейерхольдом, в духе того времени написали на Мейрехольда двадцать килограммов доносов, в разные инстанции, в том числе и в компетентные органы.

 Мейерхольд конечно сперва огорчился отставкой, но потом махнул рукой и с новой силой ринулся в режиссуру. Привычку хвататься за маузер он правда не оставил, и теперь угрожал расстрелом уже своим актерам на репетициях. Актерам это, понятно дело, не нравилось, но они не показывали виду, а только регулярно по-тихому писали на Мейерхольда доносы.

 Надо еще сказать, что Всеволод Эмильевич хоть и был женат, но как и положено всякому порядочному богемному режиссеру был, как бы это помягче сказать… голубцеват не от слова «голубец». Как только видел Мейерхольд симпатичного молодого человека, он тут же норовил снять тому квартиру, дабы там во всех тонкостях и разъяснить красавцу все тонкости нового революционного искусства. Конечно и протекция по театральной карьере любимицам оказывалась, куда же без этого? — Все как у приличных людей. На этой почве на Мейрехольда написали еще двадцать кило доносов. Этот написал за то, что его Мейерхольд не полюбил… Этот за то, что Мейерхольд его полюбил, но не сделал квартиру… А тот за то что не дал себя полюбить Мейерхольду, а Мейерхолд его за это выпер из театра без выходного пособия… Широта нетрадиционной активности Мейерхольда была необычайной, поспевал он во многих местах, и поэтому однажды в НКВД…

 Вот ведь как, взялись говорить о культуре, а в результате опять пришли к тем самым проклятым органам. Думал уже сказал о Дзержинском, — и все, закрыли. Ан нет… Ну что уж тут поделать, такая уж у нас страна. Придется пару слов сказать и о тогдашних органах.

 Дело в том, что пока режиссер Мейерхольд ставил новые блестящие спектакли и баловался в попу, товарищ Сталин сидел в кремле, курил трубку, и думал тяжелую думу о судьбах Родины. С одной стороны было ясно, что приближается новая большая европейская война, и скоро на нашу страну навалится скопом куча врагов. С другой стороны в памяти всплывали пугающие образы гражданской, в которую отдельные удальцы из белого движения, для того чтобы сковырнуть ненавистных им большевиков, призвали в страну иностранные оккупационные войска, а в оплату за это обещали иностранцам практически полный контроль над всеми ресурсами, по сути превращая Россию в вечного бесплатного донора полезных ископаемых. Белым, вкупе с оккупационными силами надавали по мордасам, часть их схватила под мышки самовары и уехала пить горькую в Париж, но многие остались, и ждали когда пойдет новая волна иноземного нашествия, которой они всячески помогут изнутри бить ненавистных краснопузых.

 Присутствовали в стране и мощные организации апологетов товарища Троцкого, который сидя в загранице в коттедже художника Диего Ривьеры рассылал оттуда директивные указания, как ловчее спихнуть Сталина, потому что Сталин дурак, занят обустраиванием России, и не хочет заниматься дальнейшим экспортом революции в мировом масштабе. Были и просто профессиональные революционеры, которые всю жизнь боролись против царизма, а когда царизм забороли, выяснилось что теперь вместо конспиративной адреналиновой беготни с перестрелками, нужно — о ужас! — просто идти и тупо изо дня в день работать, например школьным учителем, или там дворником… А работать-то они не умели, и уже крутились в голове мыслишки о очередной революции, потому что как выяснилось она не средство, а самая сладкая цель. А были еще… Да много кого было. Этих находящихся в спячке вредителей в преддверии большой войны жизненно необходимо было обезвредить, и товарищ Сталин, пыхнув трубкой, дал компетентным органам команду «фас». Компетентные органы преданно гавкнули, завиляли хвостом, и побежали выполнять.

 Беда была в том, что в компетентных органах оказалась скудно с толковыми кадрами. Кроме порядочных профессионалов имелся богатый выбор нечестных профессионалов, честных неучей, и все это на весьма высоких постах, куда их закинуло революционными вихрями.

 …Сидит себе в кабинете Иван, крестьянский сын, верный страж революции, куртка кожаная, в одном кармане корка-удостоверение НКВД, в другом именной наган, на груди орден трудового красного знамени, в боях с белобасмачеством полученный. Помнит Иван как случался регулярный голод при проклятом царе. Знает Иван, что хоть и не с разносолами, но лучше стало жить родителям в деревне при диктатуре пролетариата, которая им землю подарила. Всем глотку перегрызет Иван за родную советскую власть. А тут Ивану в кабинет подозреваемого вводят. Морда холеная, пальцы тонкие, в галстуке, при платке в кармане… Уже не нравится подозреваемый Ивану. НукА глянем в дело. Кто по профессии? — Ага, доктор, главный врач больницы. Интиллегент… Кто по происхождению? — Ага, из дворян! Как чуял… — Уже зашевелилась в Иване праведная классовая ненависть. — В чем обвиняется? — В шпионаже. Вот и три доноса приложены. От двух заместителей главврача, и от уборщицы той же больницы… Что пишет там первый зам?.. — Ругал главврач родного водителя наших красных войск дорогого товарища Ворошилова, да еще и шпионил в пользу японской разведки…

— Давно на японцев работаете? — Спрашивает подозреваемого Иван.

 Глядит на Ивана оторопело подозреваемый, а потом смеяться начинает баском. Хе-хе-хе… да что вы милейший… хе-хе… это какая-то ошибка… Какой я шпион? Что ж я японцам передавать-то буду? — Среднюю температуру по больнице?

— Тебе бы контра не смеяться, а каяться надо. Рассказывай по-доброму, все как есть.

— Я, с вашего позволения не «контра», а самый что ни на есть «про», — отвечает доктор. — Не знал что у вас, у следователей тезаурус латынью обогащен оказывается.

 Налился Иван злой кровью. Издевается над ним докторишка. Научила Ивана советская власть читать, ликвидировала в стране неграмотность. Да все же не тягаться ему с этим интеллигентом, тот ведь своим умностям обучался пока Иван на него под сохой жилы тянул да спину горбатил, с голодухи лебедой питаясь. Но чует Иван, издевается над ним эта дворянская сволочь. Встал Иван, подошел, сунул кулаком чугунным под печень контрику. Сползла ухмылочка поганая у того с лица, и сам он со стула вслед за улыбочкой свой сполз. Не смеется больше.

— Ну так будем говорить, наймит японский? — спрашивает его Иван.

 А в больнице из которой доктора привезли, два его заместителя радуются, и первый и второй. Первый — потому что он теперь главврачом станет. Второй… Ну а второй и на первого уже донос написал. Тоже главврачом хочет быть. Первого зама тоже заберут через два дня, он отсидит шесть лет, а в девяностые громче всех будет орать, как невинно пострадал от сталинского кровавого террора…

 Короче, сидит Сталин и лоб морщит. Если не зачищать «пятую колонну», — она во время первого же кризиса в спину ударит. А если зачищать — то доблестные чекисты вместе с ней метут процент невинных граждан. И так плохо и так криво. Выбирай… Чуть чубук у трубки Стали не отгрыз. Уже и товарищ Вышинский убегался, отдавая различные директивы, чтоб доблестных чекистов охолонить. Уже и запретили НКВД проводить аресты без санкции прокурора, а если речь идет о ценном спеце или научном работнике, — то и без санкции наркома. Уже и проверки и пересмотры дел регулярные идут. Уже и саму верхушку в НКВД сменили. Уже и призывают в органы по «комсомольскому призыву» выпускников педагогических вузов, чтобы увеличить процент образованных и культурных работников. Но все же, все же…

 Справедливости ради, НКВД и делом занималось. Не проглядело оно зорким оком, как активизировавшиеся в конце 30х иностранные разведки начали резко увеличивать численность агентуры у нас в стране. А агентура, как мы знаем, вербуется по классическим принципам: ищутся те, кто недоволен своим положением, и те кто имеет что-то скрывать от общества и государства… — Вот кстати советские гомосеки для иностранных разведок в этом отношении оказались просто подарком небес. Достаточно немногочисленный, и вместе с тем пронизывающий все слои общества подвид граждан. Члены которого привыкли таится и соблюдать конспирацию, и вместе с тем, которыми легко управлять, угрожая предать гласности их особенность, к которой в большинстве стран в то время относились вопиюще нетолерантно. Естественно бусурманские разведки начали целенаправленно окучивать гомосеков, а НКВД, уловив их интерес, начало пристально следить за окучиваемыми… Кого-то еще удивляет, что под недреманное око НКВД попал неиссякаемо любвеобильный Мейерхольд, который по широте своей режиссёрской богемной души, вступал в интимные контакты то тут то там?

 …И вот, значит, сидят как-то доблестные чекисты в кабинете. Работают, справки всякие от экспертов читают, дела толстые сапожной иглой шьют… Тесно работать чекистам, весь кабинет бумагами завален. По углам сложенные бумажные кипы уже стены закрыли, на столах места нет. Не кабинет, а лабиринт бумажный, с узкими проходами. И в коридоре, если выглянуть, — то же самое. Тута вдруг дверь в кабинет открывается, и входит НКВДшный начальник с большими ромбами в петлицах. Чекисты увидали, с мест повскакали.

 Оглядел начальник кабинет.

— Что же это вы товарищи, — говорит — так захламились? Разве не помните, что товарищ Ленин нам заповедовал? Он говорил, что советская административная машина должна работать четко, быстро и эффективно. А у вас дела потолок подпирают. А ведь это не просто бумажки, — проникновенно поднял палец сказал начальник, — за каждой из них стоит судьба живого советского человека.

Стоят чекисты, мнутся.

— Правду говорите, товарищ комиссар, захламились. Однако, дозвольте доложить, мы и работаем как завещал великий Ленин. А за этими бумажками судеб советских граждан не стоит. Ну, тока одна судьба. Это все на гражданина Мейерхольда доносы…

— Как это?! — У начальника-то по тогдашней моде были круглые очки, а тут у него и лаза под стать очкам от изумления округлились. — Это что, — он обвел глазами кабинет, — вот это все на одного?!

— Угу, — мрачно кивнул кабинетный чекист. — Каждый день новые приходят. И как он только умудряется…

— А в коридоре? — Опасливо поинтересовался начальник.

— Тоже все на него, проклятого.

— да что вы мне зубы-то заговариваете! — Недоверчиво обвел кабинетных чекистов начальник. — На одного человека… А ну как я сейчас пару бумаг из кип случайным порядком вытащу?

— Пожалуйста, товарищ комиссар. Тяните, убедитесь сами.

 Начальник осмотрел присутствующих внимательным испытующим прищуром, и вышел в коридор. Кабинетные чекисты потянулись за ним. Там начальник подошел к завалившим полкоридора бумажным кипам, резко присел, и еще раз глянув на чекистов потянул снизу бумагу.

— Нет, товарищ комиссар! Отсюда не тяните! — Встревоженно вскрикнули чекисты.

— Ага, значит тепло, — обрадовался начальник. — А то на одного Мейерхольда у них доносы… Вот сейчас мы и поглядим… Ну-ка… — дернул он.

 Чекисты хотели объяснить, но было уже поздно. С ужасающим грохотом потерявшая равновесие бумажная кипа обрушилась водопадом пыльной бумаги, и начисто похоронила под собой высокого начальника. Один только хромовый сапог из под груды торчать и остался…

— Амба братцы, — прохрипел старший кабинетный чекист. — Нам ведь покушение на высшее должностное лицо впаяют. Быстро откапывай!..

 Чекисты засуетились, и бросились разгребать завал, с натугой отбрасывая перевязанные бумажным жгутом многокиллограмовые пачки, и отбрасывая ворохом отдельные листы. Вскоре из под завала показалась помятая голова и начальника, и рука, в которой намертво был зажат вытащенный из под основания кипы лист. Начальник слабо шевелился.

— Что же это вы, товарищ комиссар, — заботливо сказал кабинетный чекист, ставя начальство на ноги — или не знаете, что нельзя из стопки бумаг нижнюю так резко выдергивать… Эвон как неловко то…

— Вот ваши очки, товарищ комиссар. — Другой чекист протянул начальнику помятую оправу, с согнутой дужкой и без одного стекла.

 Начальник обалдело оглядел окружающих, машинально надел на нос покалеченные очки, и посмотрев на свою правую руку увидел в ней зажатый смятый гармошкой лист. Он резко расправил лист, поднес к лицу, и морща глаз, который лишился увеличительного стекла, начал быстро читать, проговаривая вслух:

— …от группы сознательных граждан… доводим до вашего сведенья, что гражданин Мейерхольд… устраивает в квартире дебош со срамными… склоняет к противоестественным… морально разлагает… является членом троцкистского блока… японский и английский шпион… наймит буржуазного антиискусства… несовместные с высоким званием советского… просим принять все необходимые… обрушить карающий меч пролетарской диктатуры…

 Начальник отбросил лист. Чекисты застыли по стойке смирно.

 — Почему так долго не реагировали на сигналы общественности? — Сухо спросил начальник.

Кабинетный чекист пожал плечами, и развел руки.

— Мы товарищ комиссар… вот, значича… эта…

— Разберитесь с гражданином Мейерхольдом, — ледяным тоном сказал начальник. — Проведите самое тщательное расследование с соблюдением всех норм законности.

— Так ведь… — замялся кабинетный чекист.

— Самое тщательное!

— Есть! — Снова вытянулся чекист.

 Комиссар развернулся, и прихрамывая пошел к лестнице на верхний этаж. Проводить дальнейшую проверку подчиненных ему чего-то сегодня расхотелось.

 А чекисты остались стоять очень грустные. С одной стороны теперь надо было исполнять приказ начальства. А с другой… Идти арестовывать Мейерхольда чекистам было как-то страшновато. Почему? — Спросите вы. Да как раз потому что у Меерхольда был маузер.

 Кто там сказал, что я уже совсем заврался?.. Говорите, что не могло все НКВД бояться идти арестовывать одного человека, потому что у него Маузер? Еще как могло. Это вы, которые там меня во враках обвиняют, просто историю не знаете. А вот чекисты — дети своего времени, наверняка знали как еще до революции царская полиция пыталась арестовать выходца из рабочих, знатного революционера Александра Сергеева.

 Было это в Питере, опосля революции пятого года. Дрых себе революционер Сергеев на съемной квартире, отдыхая от экспроприаций, и других многотрудных дел. Однако революционной бдительности не терял. Потому под подушкой у Саши — только руку протяни — лежал изготовленный маузер с уже приставленным прикладом.

 Тут вдруг дверь в комнату Саши беспардонно выбивают, и в проеме появляется пристав с лампой в руке.

«Если уж повесят, — так пусть за дело» — решает Саша, хватает маузер, отскакивает в угол, чтоб держать в поле зрения обе двери, и шмаляет в пристава.

Пристав падает, брызгает осколками разбившаяся лампа, и в комнате снова стало темно. Вслед за приставом вваливается околоточный — еще выстрел — околоточный валиться на пристава. Треск с другой стороны комнаты — это выломали вторую дверь, через неё вваливается группа городовых. Саша встречает городовых огнем. Городовые соображают, что зашли как-то не вовремя, разворачиваются и убегают откуда пришли. Но Саша уже развоевался, — он бежит вслед за отчаянно вопящими городовыми, преследует их по коридору, стреляя им в спины. Двое городовых и привлеченный ими местный дворник остаются лежать в коридоре. Остальным городовым удается убежать вниз по лестнице. Саша выскакивает на лестницу и сталкивается нос к носу с каким то хреном в штатском, который поднимается навстречу. Революционному пацану недосуг разбираться, враг этот, в штатском, или просто человеку не повезло — выстрел — дядька в штатском валится вниз по лестнице. (Позже выясниться, что Саша не ошибся, и это был «филер» — сотрудник наружного наблюдения)… Саша в азарте сбегает вниз по лестнице — не уйдете твари! — снова видит убегающих городовых — вскидывает маузер… Вместо выстрела сухой щелест спускового крючка — только тут Саша замечает, что затвор застыл в заднем положении: в пистолете кончились патроны. Мороз дает в разгоряченное лицо, снег холодит необутые ступни, удаляющиеся шинели городовых, и набирающие силу трели свистков дворников и полиции…

 Саша разворачивается, поднимается по лестнице, возвращается в комнату. Быстро, но без суеты, перезаряжает оружие, надевает патронташ, обувает сапоги, надевает верхнюю одежду. Выходит в коридор, идет мимо наваленных им тел. Выходит из здания, спускается на окованную льдом Неву, и направляется на другой берег. Через некоторое время вслед переправляющемуся Саше начинают бухать винтовки: — убежавшие городовые вернулись с подкреплением из солдат. Это однако не мешает Саше благополоучно пересечь реку, поймать извозчика, и… отбился революционер. Сегодняшний день — твой.

 Однако, что Александр Сергеев; — четыре трупа, да два раненных. Это, можно сказать, человек и разгуляться-то не успел. Вот то ли дело смелые латышские революционеры. После революции пятого года, немалое количество горячих латышских парней спасаясь от преследования укатило жить в Англию, (там уже тогда всех террористов сердобольно принимали). Осев на новом месте прибалтийские борцы с самодержавием тут же принялись за свои привычные дела.

 …В конце декабря 1910го года дедушка ювелир, проживавший в Ист-Энде, на Хаунсдич-стрит, стал слышать странные звуки за стеной. Старикан был крепок умом и памятью, выпивкой не злоупотреблял, поэтому не смог списать долбежку в стену ни на глюки ни на белую горячку. Кроме того звуки по странному совпадению доносились из-за той же стены, у которой был расположен его сейф с драгоценностями… Старик вызвал для разбору полицию. Пятеро полисменов прибыли на вызов, прикинули, от кого из соседей мог идти подозрительный шум, и пошли разбираться. На стук в дверь им открыл человек, который в ответ на вопросы только бормотнул что-то на латышском, и начал отступать вглубь квартиры. Полисмены решили, что безязыкий эмигрант пошел позвать кого-то, кто шпарит по англйски, двинулись за ним внутрь, и через секунду попали под шквальный огонь из нескольких стволов. Латышские революционные эмигранты, огорчились, что им не дали доломать стену и ограбить ювелира, поэтому проявили изрядную экспрессию. В мгновение ока пятерых полицейских превратили в решето; (в одном из них потом насчитают аж двенадцать пулевых ранений). Видимо невозмутимые латышские парни все же немножко волновались, потому что в ажиотаже подстрелили и одного своего товарища. На ответный огонь британских полисменов это списать никак не получалось, потому что лондонские «бобби» в то время вообще не носили огнестрельного оружия, и в квартиру революционеров ввалились только со штатными дубинками. Трое полицейских приказали долго жить, двое лежали тяжело раненными, а революционные латышские герои вышли из квартиры и растворились на туманных улицах Лондона.

 Полиция метрополии поднялась на уши. Оперативники крутили жилы у всех информаторов, проводились облавы по всем известным квартирам и публичным местам сборищ эсдеков и анархистов. Хватали всех, кто мог обладать хоть какой-то информацией по делу… Наконец второго января, полиции нашептали, что несколько участников растрела полицейских укрывается по адресу Сидней-стрит, дом Љ100. Решительность латышей внушила полиции известное уважение: — посему на захват отрядили двести(!) полисменов. Командовал ими суперинтендант Оттавэй. Всем участвовавшим в операции расщедрились на огнестрельное оружие.

 Полицейские скрытно подтянулись на адрес и блокировали квартал. «Бобби» глазели на четырехэтажный дом, где скрывались латышские терминаторы… Оттавэй отрядил людей, и за ночь они тихо и постепенно вывели всех жителей. Квартал опустел. В 7:30 полицейский постучал в дверь квартиры анархистов, потребовал прекратить безобразничать в культурной европейской столице, и благочинно сдаться на милость суда и короля. Одновременно с этим засланный с улицы сержант начал кидать в окно квартиры террористов камешки, дабы показать, что они полностью блокированы, и не имеют никакой возможности улизнуть от неумолимой руки закона.

 И вот в тот момент, когда сержант Лисон метко запустил очередной камешек в окно, латышский революционер из окна в ответ метко запустил в сержанта пулю. Сержант упал, полиция открыла массированный огонь, вдарили из своих стволов латыши… И началось эпическое побоище, которое получит название «Siege of Sidney Street» (осада Сидней-стрит).

 Полицейских, как уже сказано, было двести человек. Но вот с вооружением… Вооружены «бобби» были револьверами фирмы «Webley»; причем не только от «Webley & Scott», но и еще P. «Webley & Son». (Фирма «Веблей» носила название «Веблей и сыновья» до 1897го года, когда перекупивший её У. Скотт добавил в название свою фамилию). Дивные — (без дураков) — по качеству изготовления, шестизарядные револьверы достойной фирмы из Бирмингема питались короткими толстыми патронами, более старые под калибр «.450 Boxer», и более новые — под «.455 Webley». В обоих калибрах низкосростные тяжелые пули накоротке обладали приличным останавливающим действием, и даже адекватной точностью — но… не для стрельбы через всю улицу по диагонали. Часть полисменов так же была вооружена кхе-кхе… однозарядными винтовками под мелкашечный патрон 22 калибра, и самыми обычными охотничьими двустволками. И револьверы, и двустволки лондонской полиции использовали патроны на дымным порохе. Каждый выстрел порождал густые клубы дыма, которые затрудняли наблюдение за боем и самому стрелку и его соседям.

 Обложенных латышей в квартире оказалось всего двое. Звали их Фриц Думниек и Янис Вотель . Зато на двоих у них было три пистолета Маузер калибра 7,63мм: бездымный порох, высокая начальная скорость пули, длинная прицельная линия, регулируемые целики, быстрая зарядка из обойм… И мешок патронов.

 В плюсах у латышей было более современное оружие, выгодная более высоко расположенная огневая позиция. В плюсах у полицейских подавляющее количественное преимущество. В минусах неподходящее к ситуации оружие, фиговая стрелковая подготовка, и полная неподготовленность к ситуации…

  Заполошная стрельба встревожила все окрестные кварталы столицы империи. Перестрелка продолжалась уже около двух часов! За это время британским полицейским удалось добиться впечатляющих успехов: Своей пальбой они разбили все окна и витрины, а так же сняли половину штукатурки с дома номер 100. Невредимые латыши вели ответный ураганный огонь. И очень результативный. 5 полицейских убито, 30(!) ранено.

 Когда-то Британская империя захватывала себе колонии пользуясь более развитой военной техникой. Солдаты в красных мундирах выкашивали залпами войска всяких там заморских папуасов вооруженных копьями и саблями. Когда папуасы перешли на мушкеты, британцы начали опустошать их ряды очередями из ультрасовременных пулеметов Максима… Высасывая покоренные страны до полной нищеты, Британия богатела… И вдруг, в самом центре империи, в столичном городе, лондонские полисмены неожиданно сами оказались в роли папуасов. Всего два отмороженных латыша, пользуясь преимуществом своего оружия успешно противодействовали огромному отряду лондонской полиции. Загнанные в угол, латыши простреливали из окон всю улицу, и не давали даже просунуть нос в дверь квартиры. При этом то тут, то там, служитель закона падал сраженный меткой пулей. К полицейским все прибывало подкрепление. Но все усилия ни к чему не приводят. Ситуация стала уже откровенно позорной.

 В конце-концов, для того чтобы прояснить причины столь постыдного хода операции, на Сидней-стрит прибыл сам Уинстон Черчилль. Более известный нам, как премьер министр Англии во время второй мировой войны, тогда — в 1911ом году — он занимал пост «home secretary» (министра внутренних дел). Черчилль уже тогда своими обвисшими щеками напоминал породистого английского бульдога. Опираясь на тросточку, с цилиндром на голове, Черчилль прошествовал сквозь полицейский кордон, выслушал доклад суперинтенданта, и аккуратно высунувшись из за стены соседнего магазина обозрел улицу. Все более мрачнея, Черчилль понаблюдал за потугами полицейских. За это время у анархистов появилось законное право добавить на приклады своих маузеров еще шесть зарубок… О, Черчиллю знаком голос этих пистолетов. Еще будучи 25ти летним лейтенентом во время суданской компании он и сам не расставался с маузером. В битве при Омдурмане лейтенант Черчилль вместе с группой солдат 21го гусарского, был окружен превосходящими силами противника, и только верный маузер тогда… Тридцати восьмилетний минстр тряхнул головой, отгоняя воспоминания.

 Поняв, что полиция оказалось бессильна, и изменения ситуации не предвидится Черчиль запросил помощь армии: К месту событий подтягиваются части шотландской гвардии с пулеметами, и батарея конной артиллерии из казармы святого Джона Вудса.

 Количество борцов с двумя террористами в квартале достигло уж 750ти человек. Шотландские стрелки берут здание на прицел, артиллерия радостно готовиться жахнуть по дому прямой наводкой — наконец-то практика! Однако прежде чем лупить из орудий в центре города, Черчилль решает все же попробовать взять террористов решительным штурмом… (по терминологии наших современных либеральных историков — «завалить мясом»). Но тут из окон верхних этажей дома Љ100 начинает валить дым. В результате пальбы, или еще по какой-то причине в доме возник пожар, который быстро распространяется на все здание. Задушенный дымом, один из террористов высовывается в окно, и падает обратно, сраженный мощным залпом объединённой военно-полицейской группировки.

 Второй анархист все еще внутри. Здание пылает. Прибывают пожарные команды, но Черчилль категорически запрещает им тушить здание, и те лишь следят, чтобы огонь не перекинулся на соседние дома. Несмотря на пламя второй анархист не предпринимает никаких попыток покинуть здание. Наконец в доме начинают рушиться перекрытия. Становится понятно, что внутри уже не может быть никого живого. Только тогда пожарные получают разрешение приступить к тушению. Развившееся пламя с трудом удается укротить, обрушившаяся стена травмирует несколько пожарных. Войдя в потушенный дом полиция находит там обгорелые трупы двух боевых латышей.

 На этом экшн закончился. Началась «вторая часть мерелезонского балета». Общество бурлило, переваривая беспрецедентный случай. Это было потрясение основ, вызов короне. Двое анархистов было уничтожено, однако по показанием оставшихся в живых полисменов, группа которую спугнули во время долбежки к ювелиру, была значительно больше. Облавы и аресты по всем подозрительным адресам продолжались. Задержанных анархистов и эсдеков крутили на допросах, стараясь уличить в причастности, или вытянуть информацию по делу. Наконец, отобрали четверых, которых полиция сочла непосредственными участниками попытки ограбления ювелира. Это были Петр Розен, Юрий Дубов, Минна Гристис, и Янис Петерс; (последний приходился двоюродным братом погибшему при осаде дома Љ100, Думниек).

 Следствие длившееся почти полгода окончилось показательным судом. 655 страниц уголовного дела, тщательно подготовленные материалы, показания давал и сам министр МВД Уинстон Черчилль. Процесс проходил при невероятной шумихе, под неослабным влиянием прессы. Однако прямых улик против подсудимых не было. Поэтому финалом процесса стало освобождение эмигрантов за недостаточностью улик.

 Сказать что Черчилль был раздосадован, — это все равно что ничего не сказать. особенно его бесило, что во время процесса его кузина — Клэр Шеридан очаровалась революционным флером молодых подсудимых, и посещая каждое заседание суда, развернула настоящую компанию по их защите. Часто утверждают, что Шеридан влюбилась в Петерса, но вообще-то, она в недавно ушедшем 1910м году вышла замуж… Факт в том, что после завершения процесса, Клэр подошла к вышедшему из зала суда Янису и непринужденно завязала с ним знакомство. Петерс стал общаться Клэр, вскоре положил глаз на её подружку — Мэйзи Фримен, и счастливо сочетался с ней браком. Это событие никак не помешало Клэр сохранять дружеские чувства и к самому Петерсу, и к социалистическим идеям. Позднее британская контрразведка станет пристально следить за ней, сильно подозревая, что она вообще стала советским агентом. Особенно их подозрения усугубляться, когда в середине 20х, вернувшись из иностранной поездки, с заездом в том числе и в молодую советскую Россию, Клер разом рассчитается с копившимися годами долгами.

 Мэй Фримен также нахваталась от мужа социалистических идей — не иначе они и половым путем передаются — потому как вскоре после свадьбы заявила своему отцу, что они с мужем будут жить своим трудом, не используя прислуги. Папаша у Мэйзи был известный лондонский банкир, и ему от таких известий сильно поплохело… А впрочем, кроме шуток, искреннее уважение вызывает девушка, которая между предпочла баблу и комфорту любовь, и не побоялась бросить вызов обществу.

 Счастье Мэйзи продлиться не так уж много лет. Петерса угнетало бездействие (в революционном плане), и тоска по родине. Одним из катализаторов, как он сам вспоминал, стало очередное ирландское восстание, которое произошло в 1916ом году. Ирландия, как известно, была присоединена Англией насильно, естественно, как и положено при этом, ограблена, а сами ирландцы оставались для англичан гражданами последнего сорта, что проявлялось во всем, вплоть до кастрированных избирательных прав. В течении нескольких веков гордые ирландцы периодически поднимали восстания пытаясь вернуть независимость. Англия, же, как и положено цитадели демократии, оплоту прав человека, и гаранту любой нации на самоопределение, — ну и как там англосаксы себя еще называют, дополните сами — топила эти восстания в крови с чудовищной жестокостью. Интересующее нас восстание англичане опять раздавили войсками, а его вождя — Роджера Кейсмента привезли в Лондон и под назидательное дуденье трубача с Тауэра, повесили в трюрьме Пентонвиль.

 Это событие всколыхнуло в Петерсе стыд за благополучное существование. В начале мая 1917го года Петерс оставляет жену с маленькой дочкой в Англии, и уезжает в раздираемую революционными пароксизмами Россию. И вот там он… Да-да, это тот самый известный нам Ян Петерс, котрый оставит такую большую роль в нашей истории. Командир стальных латышских стрелков, чрезвычайный комиссар, заместитель председателя ВЧК, ближайший сподвижник Дзержинского, — (опять вернулись к Феликсу) — борец с бандитизмом, создатель обширной разведывательной резидентуры в странах Антанты… Занятно, меткое суждение Петерса сделанное еще тогда, в 17ом году — «Латвии нужна Европа, но Европе мы не нужны» — оно не потеряло актуальности и сегодня. Петерс тогда для себя из этого суждения сделал вывод — быть с Россией…

 Но впрочем, мы опять отвлеклись. Мы же про режиссера Мейерхольда, да… Теперь, после рассказов про Сашу Сергеева, про лондонскую осаду, — все маловеры посрамлены, и уже конечно никто не осмелиться возразить против того, что арестовывать человека с маузером — дело страшно рискованное. Решительный человек с маузером, это не просто человек с пистолетом. Человек с маузером — это стихийное бедствие! Чекистам конечно было страшновато. Однако приказ есть приказ, и чекисты стали собираться на арест Мейерхольда. Сперва конечно думали сразу подтянуть с собой для ареста элитную первую пролетарскую дивизию в сопровождении двух танковых рот и авиоподдержке эскадрилии тяжелых бомбардировщиков… Но потом устыдились, и решили сперва все же попробовать взять Мейерхольда своими силами. Первая пролетарская-то, в Москве дислоцировалась, а Мейерхольд хоть и был прописан в первопрестольной, на Брюсовом переулке, в то время гужевался в Питере. Далеко перебрасывать войска… Поехали чекисты на арест одни, сколь в автомобиль поместилось. Дело было днем, и…

 Ну ладно. Я понимаю, что читателю воспитанному на современном демократическом кине сложно представить, что чекисты кого-то арестовывали днем. Хотя это в общем то нормально, делать свою работу днем, а ночью спать под одеялом. Чекисты, как это ни удивительно, то же были люди, и у них был нормированный рабочий день. Но я не собираюсь ломать внушенные кинематографом стереотипы. Ломка мозговых шаблонов дело болезненное… Поэтому я готов уступить, тем более что эта деталь для нашей истории несущественная. Итак, чОрной-чОрной ночью, чекисты в чОрных кожанках, сели в чОрный фургон, и покатили делать свое чОрное дело — арестовывать театрального светилу. Белыми в этой истории были только рожи самих чекистов, с недосыпу. Но щетина на лицах проступала — чОрная.

 Чекисты приехали на адрес, поднялись к дверям квартиры, и тут замялись, нервно перетаптываясь.

— Ну, — вопросительно сказал старший группы, — кто пойдет первым?

— Актеры его, в доносах пишут, — чуть что — так он сразу за ствол, — сиплым голоском бормотнул чекист-коротышка.

 Все помолчали. Воображение услужливо рисовало ужасающие картины, — сквозь дверь квартиры начинает хлестать пулевой свинец, товарищи падают снопами, и Мейерхольд, потрясая маузером, аки лев рыкающий, идет в яростный прорыв…

 — Давайте уж, я пойду, — ворчливо сказал седой коренастый мужик, самый старший по возрасту. — С немцем в империалистическую дрался, с Дутовым дрался, с Унгером дрался, басмачей по Азии гонял, — судьба берегла. Авось и тут пронесет…

— Иди, Ваня, — с облегчением разрешил начальник. — Если что, мы за тебя отомстим. А посмертно дадим самый наикрасщий орден…

 Иван проверил, легко ли вынимается из-под тужурки укороченный чекистский наган, утер пот на лбу, перекрестился — (ему в такой ситуации никто даже на этот религиозный пережиток и не попенял), вздохнул глубоко и зажал кнопку звонка — дззззыыыыыы! Остальные чекисты вытащили револьверы, и распластались по сторонам от двери, дабы не попасть на линию огня. Маузеровские пули имели обыкновение шить двери на вылет.

 — Да вы вообще в курсе сколько времени, быдло, хулиганское?!- Раздалось из-за двери приближающиеся шаги. — Чтоб вас пять раз!! Ну! — не открывая двери спросили из квартиры. — Ну кто там трезвонит?!

— Открывайте, — громко сказал Иван, всем телом чувствуя, как сейчас грохнет, и дверь брызнет ему в лицо сухой щепой дерева и пронзающим мельхиором пуль… — мы из НКВД.

За дверью резко наступила тишина. Иван стоял древенея от напряжения. Остальные чекисты пластаясь у стен и дико потели.

 Наконец щелкнул язычок замка, дверь отворилась с легким скрипом, как крышка домовины… — и в осветившем полутемную площадку свете возник пожилой, но явно молодящийся человек с растерянным узким лицом в ночной сеточке, чтоб не растрепались набриолиненные волосы, и в полосатом ночном халате.

— ЭнКаВеДе? — как-то вяло и испугано промямлил он, — но позвольте…

— Мейерхольд Всеволод Эмильевич? — Сухо спросил Иван.

— Он самый… — наливаясь белым испугом промямлил длиннолицый.

— Вы арестованы, — жахнул Иван. — Собирайтесь. И кстати… сдайте оружие.

— Там… На тумбочке… у кровати… — протянул дрожащую руку Мейерхольд, — я сейчас принесу…

— Не надо. — Иван подошел к тумбочке, взял с неё за шейку увесистую деревянную кобуру.

— Скажите… — Голос Мейерхольда задребезжал. — За что же это?.. Я же всегда… Это наверно какая-то ошибка?

— Органы разберутся. — Сказал Иван.

— Да, да. Конечно… — Путаясь в брюках бормотал Мейерхольд, и просительно заглядывал чекистам в глаза. — Разберутся… Я же всегда… на благо советской… А про моих… протеже… наветы… И в театре я никогда, никого… даже словом…

 Иван молчал. Остальные чекисты смущенно отворачивались, старясь не смотреть друг-другу в глаза. Недавний пот теперь холодил тело, а вместе с облегчением накатывал великий стыд за свой недавний великий страх, перед этим… Стыд часто имеет обыкновение переходить в злость, когда опасность уже миновала.

 Ходят слухи, что бить Мейерхольда начали еще в машине.

А по приезду на место — продолжили.

 Ходят правда и другие слухи, что бить Мейерхольда не понадобилась, и он сознался просто потому, что уж слишком много на него было материала. Коллеги по цеху постарались. Творческая интеллигенция, клубок змей.

 Сам Мейерхольд из тюрьмы написал письмо Молотову, в котором свою вину в шпионстве всячески отрицал:

 «…Вот моя исповедь, краткая, как полагается за секунду до смерти. Я никогда не был шпионом. Я никогда не входил ни а одну из троцкистских организаций (я вместе с партией проклял Иуду Троцкого). Я никогда не занимался контрреволюционнной деятельностью…

 Меня здесь били — больного шестидесятишестилетнего старика, клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и по спине, когда сидел на стуле, той же резиной били по ногам (сверху, с большой силой) и по местам от колен до верхних частей ног. И в следующие дни, когда эти места ног были залиты обильным внутренним кровоизлиянием, то по этим красно-синим-желтым кровоподтекам снова били этим жгутом, и боль была такая, что казалось на больные чувствительные места ног лили крутой кипяток (я кричал и плакал от боли). Меня били по спине этой резиной, меня били по лицу размахами с высоты».

 «За секунду до смерти…» Так и видишь, как расстрельная команда клацает затворами, а режиссер опираясь на испещренную пулевыми отметинами стену пишет свое письмо. И даже сцену своих мучений смог описать весьма образно. Все-таки, творческая была натура.

 Мейерхольда взяли 20 июня 1939го года. Интересно, что в протоколе обыска квартиры зафиксирована жалоба жены Мейерхольда — 3инаиды Райх, которая была недовольна методами одного из агентов НКВД. Производившие арест, как и положено кровавым упырям из гебни, презирающим любую законность, аккуратно зафиксировали в протоколе жалобу на себя самих. Наверно на них нашло помрачение. Ведь любому современному демократу известно, что посмей кто из советских граждан только цыкнуть в присутствии чекистских людоедов, — его в лучшем случае отметелили бы кованными сапогами. А в худшем — сразу в ГУЛАГ.

 Мейерхольд обвинялся по статье 58-й УК РСФСР. Через три недели после ареста подписал признательные показания. После этого, в январе 1940, «за секунду до расстрела» успел написать Молотову письмо в котором признательные показания отрицал. Письмо естественно, как и положено письмам от лиц лишенных свободы — прошло перлюстрацию, но отправилось к адресату. То есть чекистские людоеды обличающее их письмо прочли, однако не уничтожили в секретной печке, а исправно переслали высокому государственному чиновнику.

 1 февраля 1940 года заседание Военной коллегии Верховного суда СССР признало Мейерхольда виновным в том, что он с 34-35го годах был привлечен к шпионской работе, являлся агентом английской и японской разведок, а так же членом троцкистской организации, действовавшей среди работников искусства.

Приговор — расстрел. На следующий день 2го февраля, приговор был приведен в исполнение.

 В 1955 году Верховный суд СССР посмертно Мейерхольда реабилитировал.

 Для определенной категории граждан, вопрос был виновен Мейерхольд, или нет. очевиден, и складывается примерно в такую картину: Мейерхольд был конечно невиновен. Как и всякий интеллигентный творческий человек он был далек от политики. Обвинение против него абсурдны. Какой там шпион, — планы театральных гримерок что ли иностранцам продавал? Да и назначили его в шпионы аж от разведок двух разных стран, да еще и от троцкистского интернационального блока, — не многовато ли? Истинная же причина расстрела Мейерхольда в том, что в начале 20х годов Мейерхольд посвятил один из своих спектаклей Троцкому, о чем мстительный кавказец Сталин конечно не забыл… Ну и завершающая точка, которая все расставляет на свои места — реабилитация Верховным судом того же самого СССР, запоздало признавшего свою страшную ошибку.

 Все это выглядит вполне основательно. Однако, если рассмотреть эти тезисы поподробнее… если подумать…

 Тезис о том, что творческий человек по умолчанию далек от всякой политики, с грохотом рушиться первым. Нам достаточно вспомнить как во время печальных событий начала девяностых, вся страна видела по телевизору, — хрупкий Мстислав Ростропович, нескладно обнимая непривычный ему автомат Калашникова, утомленно сидел в кресле, готовясь защищать с оружием в руках, едва народившуюся благословенную демократию, от подыхающей тлетворной гидры коммунизма. Ну или как примерно в то же время порывистая Лия Ахиджакова, в порыве демократической экзальтации, не стесняясь камер, словесно сподвигала уничтожать защитников отжившего строя. Это конечно самые радикальные примеры. Однако, в 90е куда не ткни — каждый второй из известных творческих людей, будь то из области театра, кино, музыки, балета, не отказывал себе в удовольствии публично поразглагольствовать о том, как во-первых мы плохо живем; а во-вторых как мы начнем хорошо и распрекрасно жить, ежели сделаем так, а потом и еще вот этак. Большинство тех рецептов конечно поражает махровым невежеством, а иногда и изумительным скудоумием. Причина тут проста — ведь если человек, выбрав профессию актера, упорно работал, талантливо научился играть роли, лицедействовать, убедительно произносить чужие тексты, — это ни разу не значит, что в его голове могут рождаться дивные по глубине мысли из области того же государственного устройства и экономики. (Честно говоря, это даже не значит, что в его голове могут рожаться разумные мысли, вообще). И если человек изумительно играет на фортепьяно, это не значит… Ну, в общем вы поняли, и можете проложить сами, применительно к любой профессии и личности. Наша же главная мысль здесь в том, что свидетельства, когда в политике и около неё было не протолкнуться от творческих людей, показывает: Творческий человек может быть очень близок к политике, особенно, если обладает определенным апломбом, или планирует получить с этого выгоды.

 Идем дальше. Было ли о чем шпионить Мейерхольду? Вообще при слове шпион у нас склонна тут же возникать в мыслях примерно такая картина — вражеский наймит воровато оглядываясь по сторонам, вскрывает сейф, и торопливо щелкает секретные документы на микрофотоаппарат… Если понимать под «шпионом» только такой типаж, то конечно Мейерхольд им не был, потому что по роду деятельности доступом к секретным документам не обладал. Однако, если понимать этот термин шире… Человек который в чехарде богемной жизни, провоцирует разговорами, подбирает среди известных и влиятельных людей недовольных режимом, и сводит их со своими хозяевами — это шпион, или нет? Шпионом такого рода Мейерхольд по роду деятельности вполне мог быть. Кто-то может сказать, мол, а какой прок вербовать других людей из творческой прослойки? Тут надо понимать, что творческая прослойка не замкнута сама на себе, а как раз наоборот. Днем известная актриса разомкнув волшебный бутон своих уст, произносит в спектакле страстный трагический монолог, а вечером того же дня, она этим бутоном революционного командарма ублажает. Вот у командарма-то с доступом к секретным документам полный порядок. И даже те обрывки, что он в порыве страсти, наболтает, уже дорогого стоят…

 Кроме того, творческие люди могут быть «шпионами» и еще в одном, немного повернутом аспекте — как замечательные агенты влияния на умы остального народа. Для примера, условно говоря, какой-нибудь популярный живчик-юморист по фамилии Жванецкий рассказывает со сцены смешные истории об абсурдности советской торговли и организации работы на предприятиях. Народ весело ржет, потому что действительно талантливо и смешно, а в подсознании мало-помалу оседает устойчивое убеждение, что живем мы в абсурдной стране по дурацким законам. Поэтому когда страну станут ломать, мало кому придет в голову защищать рассадник абсурда… Чем больше популярность агента влияния подобного рода, чем больше его аудитория, тем больше его эффективность. Поэтому, когда бюрократический аппарата, и спецслужбы своим недреманным оком опасливо косятся в сторону творческих людей, и пытаются зажать их в тиски цензуры, — это не такая уж тупость, как кажется на первый взгляд. Поди пойми, это властитель умов случайно со сцены сказанул, или действительно на разлад умов работает? Сознательно творец это делает, или его задействовали «втемную»? Этот контроль происходил и происходит не только в Советском Союзе, но и в других странах. Вон, в цитадели демократии и свободы слова — США, Чарли Чаплин договорился, что пришлось срочно свалить на пмж в Англию, когда комиссия маккартистов в нем красную угрозу усмотрела… И это при том, что реально в то время Америке никакой внешний враг не угрожал. А вообще, чем в более тяжелом положении находится страна, тем жестче будут меры контроля.

 Идем дальше. Работа на несколько разведок сразу. Ну в этом как раз нет ничего невозможного. Как говорится, «ласковый теленок у двух мамок сиську сосет». В шпиёнском мире есть конечно люди, которые работают за идею. Но гораздо больше таких, которые предпочитают получать от своих кураторов в придачу к идее, еще и хорошие деньги. Компенсация за мокрые штаны при каждом ночном стуков дверь, и всякое такое… Шпионские услуги — дорогой товар. И у многих оборотистых шпионов в разные времена возникала подкупающая своей оригинальностью мысль: Продав информацию англичанам, отчего бы еще не продать её и японцам? Информация одна — а плата двойная. Поэтому истории известны случаи не только двойных, но и тройных, четвертных и более агентов. Что характерно, иногда кураторы об этом знали, но до времени закрывали глаза. До времени…

 Наконец, — оправдательный приговор, посмертная реабилитация. Что тут можно сказать… Реабилитации невинно осужденных шли полным ходом еще при Сталине. Лаврентий Берия — даже не упоминая о его заслугах в создании атомного щита страны, — уже за то достоин уважения, что когда пришел на должность начальника органов приказал перетряхнуть старые дела, арестованных при его сиятельных предшественниках, Ягоде и Ежове. Многих безвинно осужденных тогда выпустили. С двумя волнами реабилитации после смерти Сталина (когда и оправдали Мейерхольда), и после развала СССР, несколько сложнее. После смерти Сталина, пролезшему ему на смену с нарушением советских законов Хрущеву, чтобы обелить свои действия, нужно было показать, какой Сталин был плохой, и какие плохие вещи при нем творились. А после распада СССР, у пролезшей наверх псевдо-демократической верхушки задача была еще шире — показать каким плохим был вообще весь советский строй. По этим причинам две волны реабилитаций оказались сильно политизированы, и по свидетельствам участников, проводились мягко говоря, огульно. По принципу «сидел при Сталине — значит жертва красного произвола», пусть даже жертва была осуждена, скажем, за массовое хищение или изнасилование малолетних. Ну а в таких вещах, как осуждение за шпионаж вообще не копались — раз за шпионаж, значит точно жертва режима. Ведь всем известно, что против СССР никто не шпионил, и подрывной работы не вел. Это все параноику Сталину только казалось.

 Еще один интересный момент в истории Мейерхольда. Вскоре после его ареста, его супруга Зинаида Райх была убита неустановленными лицами. Наши новые либеральные историки склонны, ясное дело, обвинять в этом сотрудников НКВД. Мол, мужа посадили, а жену грохнули. Ну предположим, что и правда — НКВД получил приказ устранить чету Мейерхольдов, которая раздражала кремлевского усатого маньяка. Непонятно, почему тогда не арестовали обоих. Мужа-то, после ареста расстреляли без запинки. Если, как уверены наши либеральные историки, НКВД сфабриковало дело Мейерхольда, то почему было и на жену такое же не состряпать, с расстрельной статьей? Или наоборот, зачем было возиться с арестом мужа, а просто не подослать к обеим супругам «неустановленных лиц» в темной подворотне? Логика здесь не наблюдется. Зато если предположить, что Мейерхольд вместе с женой действительно состоял в некой антисоветской структуре. И если предположить, что жена его знала не меньше, а то и больше мужа — (так тоже бывает, как нам мужикам ни обидно). И если предположить, что кураторы Мейерхольда забеспокоились, что он все выложит на лубянке и тогда НКВД придет уже за его женой… Вот тут все выглядит логично. Появляются «неустановленные лица» — и обрубают концы. Можете допрашивать труп сколько угодно, господа чекисты.

 В целом, каждый сам может сделать для себя вывод, был ли Мейерхольд виновен в том, за что его расстреляли. Нам интересно даже не столько это, хотя печальная история режиссера хороший повод лишний раз вспомнить историю нашей страны в бурном двадцатом веке.

 История Мейерхольда, это вообще хороший повод задуматься и о всяком общечеловеческом. Ну например, что полнее всего человеческий характер проявляется, когда человек получает над кем-то власть. Один и на высоком посту останется человеком, а другой раскроется во всей красе ущербной обиженной души — тут же начнет гнобить подчиненных, унижать их достоинство. Это уж не говоря об угрозе боевым оружием. Дело даже не в том, верила ли «жертва» в то, что Мейерхольд её сейчас действительно расстреляет. Просто махать смертельным оружием без нужды вообще квинтэссенция дурного тона. А когда перед тобой дрыгается черный зрачок дула, то мысль о том, что у начальственного мудака может дрогнуть на спуске рука, уже отравляет душу беспокойством.

 Можно подумать над тем, является ли талант — (а Мейерхольд по свидетельствам очевидцев действительно ставил очень яркие спектакли), — так вот, является ли талант оправданием паскудному характеру и гнилым жизненным принципам? Тут ведь все от точки зрения зависит. Одни говорят: — «Дерьмо человек, но зато какой хороший режиссер!» А другие, — «хороший режиссер, но как человек — полное дерьмо». Вроде от перестановки слагаемых сумма не меняется, но то в математике. А в отношении к человеку еще как. И сам оценивающий через одну из этих двух оценок проявляется очень выпукло.

 Можно подумать еще вот о чем. Все мы в этой жизни, как сказал Шекспир, отыгрываем роли. Иногда мы выбираем их добровольно, а иногда не можем от них отвертеться, жизнь назначает. У каждого из нас в жизни были моменты, когда хотелось сменить жизненную роль. У людей которые чувствуют, что не слишком состоялись в жизни, эти позывы конечно сильнее. Продавец в киоске мечтает о том, как могла бы повернуться его судьба, и видит себя известным актером, который несется по лазурному берегу в серебристом мерседесе с красавицей в обнимку… Успешного человека к чужим ролям, кажется, тянуть не должно, но это не так, — тоже тянет. Потому что магистральный путь в жизни у человека один, а интересных ролей тысячи. Все прожить невозможно, да и честно говоря, человек обычно хочет получить не всю чужую роль, а самые её привлекательные моменты, — как он их видит со своего места. И желательно не затрачивая усилий. Для примера, великосветской глубоко замужней даме, которую строго блюдет слабосильный супруг, хочется побыть проституткой, — но только в смысле нетабуированных половых связей, с частой сменой партнеров. А не в смысле — крохотной квартирки, кровати с грязным бельем, и мыслями что еще три — и можно в этом месяце заплатить за аренду, и что последнему клиенту нехудо бы сделать полную санацию рта, и что со среды, когда в самый разгар процесса «резинка» прорвалась, между ног как-то нехорошо зудит…

 Для того чтобы удовлетворять свою потребность влезать в чужую шкуру человечество изобрело великое множество суррогатов. Маниловские мечтания, и ролевые игры тут далеко не последнее дело. Теперь добавились игры компьютерные, и интернеты, где на профильных форумах табунами пасутся виртуальные нимфоманки и спецназовцы. Маски, маски… Личины, как называли их наши предки.

 Наш герой Мейерхольд очень тяготел к роли крутого вояки. В самых привлекательных моментах, как он их понимал. Мейерхольд хотел красивую военную форму. Но чтоб без связанной с ней дисциплиной, режимом, и постоянным глубоким обучением специальным техническим знаниям — (а кадровые военные учатся сурово, причем точным дисциплинам, и так глубоко, что многие гражданские могут только в ужасе вздрогнуть). Мейерхольд хотел оружия. Но так чтоб оружие и связанное с ним чувство власти над чужой жизнью было только у него. Чтобы оружие было только его, Мейерхольда личным бонусом в споре, а его оппонент был беззащитным и безоружным.

 И Мейерхольд, что характерно, смог получить, что хотел. Он носил личину, составив её из настоящей кожанки, настоящего маузера. Он упивался атрибутикой, крутого военного парня. Он облегчал внутренне давление своих комплексов, стравливая пар на подчиненных. Унижал, чтоб возвыситься. И носил маузер — потому что это инструмент настоящих крутых парней. Хочешь стать крутым парнем — всегда носи с собой маузер. Хочешь стать виртуозным музыкантом — всегда таскай скрипку…

 Современники конечно замечали способ психокомпенсации выбранной Мейерхольдом. Ходят упорные слухи, что Алексей Толстой в своей реминисценции сказки Карло Коллоди «»Золотой ключик или приключения Буратино», среди прочего стеба над современниками, нарисовал не с пустого места и образ директора кукольного театра — Карабаса Барабаса, который всегда ходил на репетиции с плеткой, и содержал своих актеров в великом страхе.

 Но хуже всего над Мейерхольдом подшутила сама жизнь. И это был черный юмор. Ах, тебе нравиться наставлять на людей ствол? Ах, твои нервы щекочет тяжесть пистолета в руке? — Так вот по твою душу идут крепкие парни с «корками» и оружием. Твой верный маузер при тебе, даже рукоять его за годы уже отполирована твоими руками. Для этого случая я берегла тебя все эти годы, ты не погиб под колесами случайной машины и не слег со смертельной пневмонией. Шаги все ближе, звонок! Ну, Мейерхольд! Думниек и Вотель показали, что можно если не победить, то заставить врага заплатить непомерную цену, когда и победа превращается в позор. Голос Александра Сергеева эхом по комнате — «если расстреляют, — так пусть за дело». Роль отшлифована годами, перед зеркалом, перед актерами в театре. Взгляд, постав головы, голос… Вперед, пусть они помнят день, когда пришли за Мейерхольдом! Что?.. Ты бледнеешь, белеешь? Голос дрожит? Ты впускаешь их? Протягиваешь им кобуру? Меч не покинет ножен?.. Пьеса кончена. Занавес.

 Режиссёр по имени жизнь опять переиграл всех.

Дайте приз. 

Что тут сказать? Почему одни люди вроде того же Думниек, или Сергеева могут без колебаний открыть огонь, а другие как Мейерхольд безвольно сдаются на милость? Пресловутое разделение на «волков» и «овец»? Наверно, но только отчасти. Как-никак, но Думниек с подельниками, когда их зажали в квартире уже были убийцами полицейских. Они кристально понимали, что в случае сдачи им не светит ничего, кроме пенькового галстука. То есть со времен «Саги о Гисли» ничего нового — зажатый без шанса на пощаду отбивается до последнего. Мейерхольд же мог тешить себя надеждой, что все еще образуется, посидит слегка, и домой… Это совсем другой настрой. Кроме того и латыши и Сергеев имели опыт нелегальной жизни. У Мейерхольда его не было начисто. Поднять руку на служителей закона, это значит сразу перебросить себя в совершенно другой мир, с другими условиями существования. К такому готов не всякий. Даже человек готовый на убийство другого человека, далеко не всегда готов на конфликт с Системой.

 В общем, чтобы знать, как лично ты сам поступишь на месте героев трех этих арестов объединенных маузером — Сергеевым, латышами, и Мейерхольдом, — нужно — (а на самом деле конечно не нужно) — оказаться на их месте. Строить какие-то догадки до этого момента просто невозможно. И обвинять Мейерхольда в трусости наверно не следует.

 Но все же, одно дело если бы НКВД пришло и просто арестовало режиссера Мейерхольда. И другое, когда НКВД арестовало Мейерхольда «люблю-грозить-маузером». Ощущение от этого остается совсем разное.

Вот например, замечательный поэт Маяковский тоже, как и каждый нормальный мужчина, имел тягу к оружию. Тоже постоянно носил с собой маузер, — (только не такой огромный как у Мейерхольда, а маленький, карманный, если не совру, образца 1914го года, под скромный патрон, калибра 7,65). Носил с собой постоянно и маузер, и кастет, чтоб, видать, ежели закончаться патроны, биться с супостатом врукопашную. Тоже любил всем похвастать, что у него есть пистолет. Из этого пистолета и пулю сам себе в сердце закатал, по причине несчастной любви и навалившихся жизненных неприятностей. Доконали поэта обыденщины мелочинный рой, сердце раздиравшие мелочи…

 Конечно я не согласен с образом действий Маяковского. Ну втюрился ты в Лильку Брик. Или это Татьяна Яковлева Была?.. Или Нора… Полноская?.. Поди ты разберись с этой творческой богемой… Ну, ладно, возьмем для примера все-таки Лильку Брик, в конце концов это она ловкими манерами по манипулятивному управлению сознанием — (женские чары™) — довела Маяковского до состояния слякотной безвольности. Охмуренный «трибун революционного духа» жил вместе с Лилей и её мужем Осей в одной квартире, став известным, оплачивал львиную часть расходов тройственной семьи. При этом, по признанию самой Брик, она любила заниматься любовью с мужем, заперев Маяковского на кухне, а тот рвался, хотел к ним, царапался в дверь и плакал. Современные тетки любительницы доминирования и прочего в таком духе, должны вешать портрет Лили на стену, и проходя мимо, отдавать ему пионерский салют. Года с 25го Лиля отказала Маяковского в доступе к телу, однако совместное проживание продолжалось почти до смерти поэта в 30м. Кажется это уже можно провести по категории бытового рабства… Кличку Лиля Маяковскому назначила — щен, ну то есть щенок. При этом Лиля пристально следила за поиграшками Маяковского на стороне. Удовлетворять естество разрешалось, но Маяковский стал склоняться к брак с симпатичной библиотекаршей, Лиля тут же натянула удила, и сказала «тпру». Закрутил с моделью дома Шанель — тоже тпру. Нельзя было упускать такой замечательный источник дохода, да и осознание себя музой великого поэта приятно щекочет душу. Так Маяковский и метался между любимой Лилечкой и подвернувшимися барышнями, пока не поженился с пулей. А ведь смотришь на фотографии Маяковского. — Мужик! Ненандерталец почти. О челюсть кирпичи разбивать можно. Недаром умный человек сказал глубоко правильные слова: — «Внутри многих суровых на вид мужиков скрывается маленький испуганный мальчик; а иногда даже — и маленькая испуганная девочка». Мда… Правда, сколько Маяковский этой Лильке стихов написал замечательных…

 Ну так вот о образе действия Маяковского… Развеж так-то надо было? Ну не отвечает она тебе взаимностью… Или отвечает, но не только тебе, а еще и своему законному мужу, и двадцати любовникам, что тоже обидно… Так что ж сразу стреляться? Взял бы, пошел к очередному самцу-конкуренту и пободался, треща рогами. Помордобоился бы. Украшающих мужчину синяков на лицо добыл. Потом пошел к Лильке. Бить не стал — жентельмены девушек не бьют. Сказал бы просто — дура — и ретировался, пока она в ответ не загавкала. Бабу скандальную все равно не переговоришь… Потом бы нажрался водки. Основательно. Потом бы закуролесил, снова пошел к Лильке, перегнул через колено, и как дал ей кастетом по налитой заднице! Пьяному уже не стыдно. Пусть прочувствует какой был добрый, пока трезвый.. А она когда будет на мягком месте сидеть, хошь-не-хошь а все будет тебе воспоминать, пусть даже твой конкурент рядом; этак неделю, не меньше… Потом еще водки, вывалиться из ресторана, и стрелять в воздух из своего маузера до прибытия милиции. После, сидя в обезьяннике, можно мужественно претерпевая головную боль, утомлять дежурного строками свежерождающимися из очищенной катарсисом души…

 Женщина

мне

сказала:

Идите

отсюда

Владимир,

Я Вас

не люблю.

Вы

с приветом.

Я ей за это по ж…е

Как дал!

Пролетарским кастетом!

 

Пусть, вот,

Теперь,

Совершит

дефиле.

С синяком на филе!

 

В гневе я не виноват,

Если рогат…

 

 Ну ладно, на крайний случай даже Лильку бы и не бил. Потому что скока не пей, все одно протрезвеешь и будет стыдно. Но все остальное — неукоснительно.

Вот сделал бы так. И только б слава в рост пошла! Упрочнилась!

А он… Тьфу… 

Но по крайней мере, не соглашаясь с методами, у Маяковского видна последовательность. Во-первых, как таскал годами пистолет, так из него и застрелился. Значит в отличие от Мейерхольда не зря таскал. То есть не жаль отвисших под его тяжестью брючных ремней, испачканных оружейной смазкой рубашек, и прочих прелестей постоянного ношения оружия. Вот кастет, получилось, зря. Но если бы Маяковский не застрелился из пистолета, а насмерть застукался из кастета, я бы даже и не знал что сказать… Из двух зол он выбрал меньшее. Непонятно только, зачем вообще было выбирать из них… 

Вообще же, если в России неслужащим гражданам, которым по телевизору регулярно рассказывают насколько они свободны, вернут утерянное право на законное ношение пистолетов, то каждый гражданин должен сравнивать себя с Мейерхольдом, и Маяковским.

 Если ты, получив пистолет, как Мейерхольд регулярно грозишь им окружающим, — значит ты заплатил психиатру за справку о своей вменяемости, и оружие у тебя все равно скоро отберут родные органы, а тебя возможно посадят.

 Если ты, получив пистолет, как Маяковский, — никому им не грозишь, но зато хвастаешься им своим друзьям — значит пистолет ты носишь не для самозащиты, а для психокомпенсации. У тебя не слишком стабильная психика, — остерегайся влюбляться в Лилек Брик. Кроме того ты не смог скрыть важную информацию: не удивляйся, если нападающий на тебя злыдень будет знать, что у тебя есть оружие, и потому скрытно подберется сзади, для расслабляющего удара арматурой по голове.

 И наконец, если ты не носишь оружие, как Маяковский и Мейерхольд, а носишь его как скрытный скромный парень, никому не показывая. — Значит ты действительно воспринимаешь пистолет не как фетиш, а как инструмент. В этом случае у разбойника, который захочет тебя ограбить на улице, может случиться неприятный сюрприз, а ты вернешься домой целым.

 Ну и завершая тему и Маузера, и Мейерхольда, и сопутствующего. Конечно нужно стремиться быть самим собой. Как можно меньше вживаться в чужие роли, носить чужие маски. А то когда придет к тебе крутой жизненный перелом, — а ты в этот момент в чужой шкуре — так с тебя не только за свое, еще и за чужую шкуру спроситься. 

Потому, читатель, дай тебе Бог, в которого веришь, почаще быть самим собой.

И быть собой довольным.

Copyright Соколов Лев Александрович.

Взято здесь — http://samlib.ru/s/sokolow_l_a/ , публикуется с любезного разрешения автора.